В общем, ушли мы, несолоно
хлебавши.
На бригаде у культиватора одиноко
что-то прикручивал Михалыч.
– Михалыч, что же нам делать? – в
отчаянии спросил я. – Как нам культиватор теперь
починить?
– Так я починил культиватор, еще днем,
– спокойно сообщил Михалыч, флегматично протирая куском ветоши
какую-то деталь.
– А где ты детали взял? – ошеломленно
спросил я.
– Какие детали? – не понял
Михалыч.
– Украденные! – вскипел Глобус, –
задний кронштейн и шарнирный грядиль, мать твою за
ногу!
– Так в они сарае были, – невозмутимо
ответил Михалыч, продолжая протирать железяку.
– То есть их, выходит, не украли? –
вытаращился Глобус.
– Да кому они надо, – пожал плечами
Михалыч. – В сарае они и лежали, а потом я смазал и приставил на
место.
– То есть все то время, пока мы бегали
по селу и искали крайних, детали спокойно лежали в сарае? – обалдел
Глобус.
– Ну да, где ж им лежать? – изумился
Михалыч, – не на улице ж их бросать. Социалистическая
собственность, как-никак. А вдруг дождь. Или
град?
– Так почему же ты нам сразу не сказал,
что они есть?! – рявкнул Глобус так, что аж окна соседнего сарая
задрожали.
– Дык это, – возмутился Михалыч. – Вы
спросили, кто крутился утром возле культиватора, – вот я и сказал.
А про деталь вы не спрашивали…
Вечером, усталые и чумазые, шли мы с
Глобусом по селу домой…
В надвигающихся теплых, как парное
молоко, сумерках слышалось уютное мычание коров, в воздухе витал
запах парного молока с примесью терпкой полыни. Возле дворов стояли
бабы. Они ждали своих коров с пастбища и смотрели на нас. Мы шли
мимо них и здоровались, нам отвечали, что-то спрашивали,
перебрасывались шутками. Социализация, как она есть. В нашем
времени такого уже нету давно.
– Вот бы сейчас пиваса, да с чипсами, –
вдруг мечтательно произнес Глобус и вздохнул.
– Или пиццу, – добавил я. – С беконом,
папперони и сыром чеддер. И острой чоризо туда
побольше.
– Или хотя бы бургер. Любой, – опять
вздохнул Глобус.
А возле калитки нас уже ждала
разъяренная баба Дуся:
–
Так. А ну-ка, признавайтесь, агрономы, кто чекушку у меня выпил? –
спросила она.
На
следующий день рано утром Глобус сказал:
–
Знаешь, бро, что-то мне эта Чесноковка уже поперёк горла стоит. Как
выйду во двор, как гляну на всё это – так прям такая тоска берёт,
что хоть на землю падай и качайся с визгом. Но потом возьму кувшин
с парным молочком, только-только из-под коровки, как выпью – и всё
совсем по-другому кажется: и жизнь хороша, и бабы ничего
так.