— Сбоку есть калитка, которая
запирается на засов изнутри. Если...
— Хорошо, — кивнула Джо, не давая
договорить. — Я перелезу и попробую тебе открыть.
— Спасибо... — начала Рена, но оша
снова перебила:
— И что ты такая дурная? Это Най
всегда лез, куда не надо, нашла с кого брать пример!
Джо скинула шубу на снег,
подпрыгнула, уцепилась за решетку и поползла наверх, точно ловкая
обезьянка. Казалось, ей и опора не нужна, так легко двигалась
девушка, только на лице застыло недовольное выражение — то ли из-за
упрямства Рены, то ли из-за холода.
Подхватив шубу, нортийка пошла вдоль
решетки. Она все всматривалась вглубь сада, но по-прежнему не было
ни тени, ни голоса, и эта пустота заставляла кусать губы от
бессилия и покрепче прижимать к себе руки. Вот и нет прошлого.
Свобода от него превратилась в дыру внутри.
По ту сторону раздавалась ругань
Джо. С лязгом и скрипом она открыла засов и сразу протянула
покрасневшие руки к шубе. Девушки прошли по саду, проваливаясь в
снег, и остановились перед тяжелой деревянной дверью, которую тоже
пересекали белые полосы. Рена вздрогнула.
— А внутрь через дымоход полезем? —
натолкнувшись на яростный взгляд, Джо смутилась.
Рена осмотрелась, подняла камень,
лежавший у забора, и бросила его в окно. Стекло разлетелось с
громким звоном. Девушка подошла к краю и рукавом пальто попыталась
убрать осколки, затем сняла верхнюю одежду и перекинула через
край.
— Ну первой не лезь хоть, я помогу,
— послышалось сзади ворчание Джо.
Оша легко подпрыгнула и, за секунду
забравшись в дом, протянула руку Рене.
Сумрачная комната встретила пугающей
тишиной. Кабинет отца. Старый дубовый стол по-прежнему стоял у
стены сбоку, за ним — кожаное кресло, которое будто ждало, что
вот-вот зайдет хозяин. Рена была уверена, что если откроет ящики в
столе, то увидит там бумагу, чернила и, конечно, сигары — уж эту
трату отец всегда позволял себе. Пахло затхлостью и плесенью, а
пыли в кабинете было столько, что в носу чесалось. Сколько прошло
времени: год, два, три?
— Подожди здесь, пожалуйста, —
попросила Рена, толкая резную дверь.
— Пальто надень, холодно, — сказала
Джо, но нортийка ее уже не слышала.
Через огромные окна проникало
достаточно света, чтобы разглядеть ряд портретов в коридоре,
завешанных белой тканью. Как же мать гордилась этими окнами, все
говорила, что столь больших нет ни у кого! И как гоняла слуг, чтобы
они держали их всегда чистыми! И какой портрет — ее?