И все в этой истории так напоминало
об отце! Тот тоже стал героем революции, его выбрали в Конвент, и
он так часто ездил по городам: то начиная освободительную войну
против последних наследников короля, то с дипломатическими
миссиями.
Здесь, в этом вагоне, будто
встретились две невозможные истории: благородная девушка и ее
сильный добрый отец, который всегда рядом. Но от благородства той
девушки давно уже ничего не осталось, а может, и не было никогда,
да и сидел перед ней не отец — чужой мужчина, хоть и похожий на
того.
— Рейн Л-Арджан. А вас?
— Рена Рейтмир.
— Десять лет, значит? Да, многое
изменилось с тех пор.
— Что? — с готовностью спросила
Рена, как спросила бы отца или мать после долгой разлуки.
На лице попутчика опять появилась
усмешка:
— А что вы хотите знать, Рена? Про
Кирию? Про меня? Я приятно удивлен, встретив вас здесь, взрослой,
но будем честны, это не делает нас обязанными разговаривать всю
дорогу.
Нортийка крепко сжала ручку чашки.
Голос прозвучал холодно:
— Да, вы правы, дан Л-Арджан, но
позавчера я узнала, что мой отец, мать, сестра умерли, и мне
захотелось поговорить с тем, кто знал их, пусть и всего лишь по
одной короткой встрече. Однако не думайте, что этим я пытаюсь
разжалобить. Я просто хочу быть честной с вами.
«И с собой», — добавила она про
себя. Рена не знала, чего хочет от разговора, но чувствовала, что
это еще один шажок к свободе, чтобы расстаться с прошлым и
перестать на него оборачиваться.
Поезд замедлил ход, подъезжая к
Нирну — маленькому городку в окрестностях Норта. Показалось
деревянное здание вокзала, на котором толпились люди — судя по
виду, они шли в третий класс.
Девушка обернулась, ища Лаэрта —
ученый по-прежнему сидел с книгой в руках.
Рейн заказал кофе и сказал:
— Ваш отец дважды бывал в Кирии, а я
приезжал в Норт и в последующие годы, мы встречались на заседании
Конвента. Это был сильный смелый человек, который действительно мог
вести за собой.
— Дома он был другим, — с горечью
откликнулась Рена.
— Все мы видим людей по-разному,
особенно дети — родителей. Мой сын Кай уверен, что я пытаюсь лишить
его свободы и постоянно приказываю, а я хочу уберечь его от
глупостей — и кто тут прав? Я знал Риона, как талантливого
генерала, защитника народа, и мне этого достаточно. Оба приезда в
Кирию он был на приеме в моем доме, и Кай слушал его развесив уши.
После первой встречи едва не сбежал на запад, чтобы поддержать
борьбу за освобождение, а после второй заявил, что хочет служить в
гвардии. Каю больше понравилось слушать Риона, а вам, видимо, меня.
И что же получается?