— Что? — осторожно спросила
Рена.
Поезд тронулся. Появился кондуктор и
что-то зашептал пассажиру, идущему следом, на ухо, указывая на
место напротив Лаэрта. Кивнув, Феб прошел к указанному столу. Они
обменялись с Реной быстрыми взглядами. Пока все шло по плану.
Кондуктор, как и было принято, за «дополнительную плату» взял
пассажира без билета и провел в вагон-ресторан, пока для того не
освободится место.
— Добрый день, — послышался голос
Феба.
Лаэрт ему не ответил. Рене хотелось
обернуться, но она не стала, чтобы не вызвать подозрения.
— Получается, что вы знали своего
отца — может, и всю семью, — не с той стороны, что окружающие. Я
верю, что обе стороны: и та, где он герой революции, и знакомая вам
правдивы. Вопрос лишь в том, это он не хотел показывать вам другую
часть или вы сами не захотели видеть?
На стол, рядом с лампой под
красно-золотым абажуром, поставили стеклянный кофейник. Рена залпом
допила остывший напиток и налила еще кофе.
Слова Л-Арджана прозвучали как
пощечина. Она ведь помнила, каким отец был сначала, как ласково
разговаривал с женой и детьми, сколько времени проводил с ними, и
берегла эти воспоминания. Это потом он променял их на стремление к
богатству. И... Но она ведь подглядела, как отец танцевал с мамой в
пустом зале и как искренне улыбался. Было ли это минутой слабости
для него или чем-то настоящим? Может, она правда чего-то не знала,
что-то не разглядела, не поняла?
— Но это не все, что получается, —
продолжил попутчик. — Самое главное в жизни — вовремя говорить.
Поверьте, я знаю как это, потерять близкого человека, не успев с
ним искренне поговорить. И потом всю жизнь жить с одной чертовой
запиской с парой слов, так и не узнав, что он думал в последний
день. Но разговора не было: ни у меня — с моим братом, ни у вас — с
отцом. Они оба умерли, ответов уже никто не даст, проси-не проси.
Остается только или терзаться год за годом, или выдохнуть и
отпустить. И сделать так, чтобы с другими такой ошибки не
произошло.
Рена отвернулась к окну. Мимо
пронеслось несколько деревянных домиков — крошечная деревня, и
снова лес. Сугробы вплотную подступали к деревьям, и ни единого
следа не было на них. Хотелось с высоты всего роста плюхнуться в
снег и начать водить по нему руками, как она делала прежде каждую
зиму.