Сердце у Иванушки припустило галопом,
и он прошептал:
– Ну, всё, всё, Горыныч, хватит
уже!
Он мгновенно припомнил, как пару лет
назад отец привез ему в подарок полдюжины бессарабских двучубых
турманов. Красивые были птицы, но слишком уж отчаянные. После того,
как два турмана разбились насмерть на глазах Ивана, прокувыркавшись
до самой земли, оставшихся он подарил своему приятелю, жившему на
другом конце города. И тот сразу же посадил бесстрашных птиц в
отсадок: нечего им летать – пускай выводят птенцов для продажи.
Однако с орловцами у Иванушки никогда
подобных неприятностей не возникало. До сего дня. Белый турман всё
кувыркался и кувыркался – три сажени до земли, две… И лишь когда до
пыльного алтыновского двора оставалась расстояние не более
человеческого роста, Горыныч развернулся-таки, распустил крылья и,
почти с сонной ленивостью взмахивая ими, подлетел к голубятне. И
плавно опустился на крышу у самых ног Иванушки.
Купеческий сын со свистом втянул в
себя воздух – до этого забыл дышать.
– Слава тебе, Господи! – Он
размашисто перекрестился. – Уцелел.
И мысль о том, что он обещал через
час прийти к отцу, начисто выветрилась из его памяти.
2
Книгу в красной обложке Валерьян
вернул в замшевую сумку. А горстка камней уже лежала полукругом на
земле – возле стены алтыновского склепа, к которому перебежал,
согнувшись в три погибели, Валерьян. Духовское кладбище выглядело
пустынным, и никто его заметить вроде бы не мог. А имевшееся в
склепе единственное круглое оконце, в котором поблескивали
многоцветные витражные стеклышки, находилось слишком высоко: на
фронтоне, образованном двускатной крышей. Поглядеть в него изнутри
было невозможно: высота склепа составляла никак не меньше шести
аршин[1]. Но Валерьяну всё время
чудилось: кто-то за ним наблюдает со стороны старинной церковки с
шатровым куполом.
Так что, раскладывая камни возле
склепа, Валерьян то и дело воровато оглядывался через плечо. Один
раз он услышал громкий пронзительный скрип и весь оледенел, припал
спиной к стене склепа: решил, что это взвизгнула петлями дверь
усыпальницы – когда оттуда вышел Митрофан Кузьмич. Надоело купцу
первой гильдии дожидаться своего сынка-шалопая! Но – нет. Скрип
раздался снова, и Валерьян понял: это под ветром подвывает старая
засохшая липа.