А после всего он вытащил из сумки –
почти благоговейно – небольшую бутыль синего стекла. И в ней
закрутилось ожерелье из воздушных пузырьков – чудесным образом
сохранившееся с того самого момента, как Валерьян наполнил этот
сосуд водой из родника на склоне Везувия.
Валерьян стиснул камни в одной руке,
а склянку с водой – в другой. И принялся вполголоса читать
латинские заклятья из темно-красной книги. Читал он быстро, но ни
разу не сбился.
1
Иван Алтынов – которому, как-никак,
шел уже двадцатый год! – мог бы, конечно, найти себе занятие и
посерьезнее, чем гонять голубей над Живогорском. Но вот, поди ж ты:
за те семь лет, что прошли с момента, когда его кота едва не
растерзали собаки, купеческий сын только еще сильнее пристрастился
к голубиной охоте.
Да и Эрик Рыжий – заматеревший и
порядком обленившийся кот – своих привычек не переменил. Когда
Иванушка выбрался в своей голубятне на приполок –
маленький балкончик без перил, устроенный специально, чтобы гонять
голубей – то сразу заметил: во дворе, возле нижней ступеньки
приставной лестницы, отирается котофей. Теперь-то Иванушка всегда
эту лесенку убирал, когда покидал голубятню. Но котяра явно дорожку
туда не забыл.
– Пошел, пошел отсюда! – прикрикнул
на него Иван с деланной строгостью.
Кот запрокинул голову и смерил
хозяина взглядом желтых глазищ. Потом помедлил немного, но всё-таки
развернулся и пошел по двору прочь – неспешно, вальяжно. Иванушку
он совершенно не боялся, но – всегда выказывал ему послушание, по
крайней мере, внешне. Кошки – памятливые звери. И Эрик Рыжий явно
не забыл, кто спас его от страшной смерти. Так что он выделял Ивана
из всех людей в доме: терся о его ноги, ластился, а порой и
приносил по утрам задушенных мышей к самой его кровати.
Иванушка между тем насторожил
тайник – приготовил сеть с веревкой на случай, если его
турманы приманят с собой чужих голубей. А потом выпустил первого
голубя: своего любимца – Горыныча, одного из белых орловских
турманов. Прозвание свое он получил и за бесшабашную удаль, и за
драчливый норов – из-за чего его постоянно приходилось отсаживать в
отдельную клетку.
Птица сразу взмыла ввысь, сделала
круг, и тут же изготовилась кувыркаться в воздухе. Турман хлопнул
крыльями и залещил: плавно проплыл сажень или полторы в
воздухе. А потом – у Иванушки, который глядел на это, запрокинув
голову, даже дух захватило, пусть он видел такое уже тысячу раз –
белая птица сложила крылья. И скрутила себя в подобие кольца, так
что хвост коснулся головы, после начала переворачиваться в воздухе,
словно живое колесо. С каждым вращением турман приближался к
городским крышам. И, хоть начал он кувыркаться чуть ли не под
облаками, снижался он как-то очень уж быстро. Вот – до земли
осталось пятнадцать саженей, вот – и десяти не осталось