Кстати, наряд хозяйки поменялся вместе с интерьером. Теперь на
ней была просторная коричневая юбка и свободная блуза, белый фартук
с кружевным подзором и кучей карманов. Голова повязана пестрым
платком на цыганский манер. Хозяйка явно ждала вопросов, и Мария
Спиридоновна, конечно, их задала. И про интерьер, и про вход в
дерево, и про магию, которая все поменяла, и про классическое
деревенское меню.
— Ну, старый интерьер у меня от одного спесивого эльфа остался.
Заезжал лет двадцать назад собиратель народных рецептов знахарских,
придворный целитель какой-то эльфийской «шишки». Ректор за него
попросила, а то бы я его на порог не пустила. Ну и выкопала у него
в башке ушастой подобный интерьер. Он, как и ты, постоял с
раскрытым ртом, потом кланялся долго и за склянки с мазями моими
хорошо заплатил. Я ему туда помета беличьего наклала, хорошего,
свежего. Ну чего ты ржешь как иппша? Он от сыпи хорошо помогает и
от насморка заодно. Вонючий — страсть! Любой насморк пробьет. А
этот я из твоей головы взяла, так мне даже больше нравится. Оставлю
такой на пару веков — и травки вон чудные для антуража, и коврики
нарядные, а очаг с живым огнем, да так, что без вреда для дерева,
совсем чудо. Как раз моя Айна просила что-то получше свечей, ей
огонь нужен.
— А Айна — это кто? И печь топить надо, а это вроде как дрова
нужны. — Мария Спиридоновна с любопытством разглядывала детали.
И чем больше она видела, тем живее и ярче становился интерьер.
Появилось оконце с занавесочками и геранью в горшке. Кикимора аж
подскочила и сунула нос в горшок. За печкой притаилась метла, а на
шестке — пара чугунков. На лежанке забелели пуховые подушки и
лоскутное яркое одеяло.
— Ну хватит, хватит глаза по углам мозолить, — окоротила ее
хозяйка. И так хорошо уже. А Айна моя — живой кусочек огня, на
растопку же сухостоя всегда найдем.
— Живой огонь — это как саламандра?
— Ну, может, конечно, и такой ящерицей стать. — Манефа искоса
кинула взгляд на Марью. — Но обычно она вон какая.
Старушечий узловатый палец показал на печь. На шестке, болтая
лапками, сидел огромный и усатый таракан ярко-красного цвета и
хрустел угольком, ловко держа его четырьмя передними
конечностями.
А Манефа продолжала рассказывать, раскладывая кашу по
тарелкам.
— Волошба моя не большая и не магическая, можно сказать.
Иллюзорная она больше. Как человек себе мое жилье представит, так я
и показать могу. А могу и не показать, а взять другую картинку.
Хоть поле чистое, хоть лес густой.