— С ним я
не беседовал, — Юкка пожал плечами. — Я получил приказ от господина
Аспарагуса. А как вы?.. Где так поранились? Благо до поселения
добрели. Ой! Надо бы знак подать! Вы ведь вернулись!
Его рука
взметнулась вверх. Вспышка зеленого света сорвалась с пальца и,
прошуршав листвой, озарила небо.
Хранители
леса часто переговаривались так между собой. Призывали на подмогу,
например.
— К
Морионовым скалам, похоже, хины подступают. — Олеандр крутил Эсфирь
то так, то эдак, думая, как бы её поднять и не помять крылья. — Я
встретил одного. Оповести Аспарагуса и поселенцев,
хорошо?
— Конечно.
Так это хин вас подрал?
—
Юкка!
— Прошу
прощения. — Юкка всё еще таращился на Эсфирь с немым любопытством.
— Всё передам. И, клянусь честью, от меня о девушке никто не
узнает. А вы… Может, лекаря навестите?
—
Обойдусь.
Олеандр мог
бы похвастаться познаниями во врачевании. Да что там, он швы с
закрытыми глазами накладывал. В пять лет, услыхав вопрос «Что
таится у существ на сердцах?» пустился в рассуждения о вскрытиях.
Честно! Ежели Тофос и предрасполагал существ к какому-либо ремеслу,
Олеандра он явно предрасположил к целительству. Отец даже предлагал
ему трудиться на благо клана. Но нет. Помочь по нужде? Милости
просим. Изо дня в день подтирать сопливые носы? Увольте.
Олеандр
подхватил Эсфирь и миновал калитку со спокойной душой. Поплелся
вдоль ограды, прячась за занавесом из лиан. От сердца отлегло. Он
вернулся до того, как поселение ожило и взорвалось
разговорами.
Кто
наведывался сюда, часто шутил, что нужно дриад благодарить — они
солнце ото сна расталкивают. А у того и выбора нет — поди понежься
в объятиях покоя, когда лесные дети вовсю гремят и
грохочут.
Хижины
жались друг к другу и боками, и крышами, и потолками — тесно-тесно,
даже неприлично. На каждых улочке и перекрёстке, у лестничных
уступов ютились по десять, а то и по двадцать обителей. Одни
перекрывали древесные стволы, прикипев к ним и утекая к
шапкам-кронам. Другие восседали на ветвях под навесами листвы и
гроздьями плодов. Третьи парились на свету, и овившие их лианы
первыми приветствовали солнце, шевеля бахромой.
Три яруса
дриады отвели для жизни. Спускались и поднимались по лианам и
лестницам. Мосты, вечно захламленные и заставленные бочками,
тянулись от дома к дому, от ветви к ветви.