— О ком
ты?
Они
миновали лестницу на крыльцо.
— Мне
Драцена рассказала, — заговорчески шепнул Зеф.
Он отвел
предплечья в стороны и усердно замахал ладонями, то ли подражая
какой-то птице, то ли попросту тронувшись умом. Его потуги
смотрелись жутковато, учитывая, что шаровары и подол плаща насквозь
пропитала кровь. Он сжал кулаки. Отогнул указательные пальцы и
стоймя приложил к ушам, очевидно, изображая рога. И вприпрыжку
заскакал по веранде, грозясь проломить пол.
Олеандр
отступил от бесноватой туши, но уперся бедром в носилки со вторым
полоумным приятелем и выругался.
Боги! С кем
он общается?! Один краше другого!
А Зеф… Он
на Эсфирь намекает, что ли?
Краем глаза
Олеандр заметил на висках лекарей капли пота. Крепкими телами
целители не отличались, а кольчуга и шипы на одеянии Рубина
добавляли ему веса.
— Что-то не
так? — Мирт почесал седую макушку.
— Дальше мы
сами справимся, — возвестил Олеандр. — Вы свободны, благодарю за
помощь.
Лекари в
недоумении переглянулись. Мирт смерил его оценивающим взором и
прищурился.
— У вас в
доме кто-то есть? — Его голос сочился подозрениями. — Кажется, я
что-то слышал…
— Так это
птица моя! — встрял Зефирантес. — Попросил вот наследника за ней
приглядеть и…
— Какая
птица? — Мирт ошалело моргнул.
—
Белокрылая. С рогами.
Боги!
Олеандр закатил глаза, тогда как за стенами хижины и впрямь что-то
громыхнуло. Лекари снова переглянулись.
— Очень
буйная птица, — добавил Зеф.
Или ее
хладное тело с переломанными ногами и свернутой шеей.
Мнилось,
воздух подле дома заледенел и застыл в ожидании. От Мирта так и
несло притворным отступлением. Губы его больше не размыкались, но
на лбу почти что горели слова: «Надо бы поведать о птичке
Аспарагусу». В звенящей тишине лекари сошли с крыльца и затерялись
среди деревьев.
— Спасибо.
— Внутри Олеандра всё колотилось и тряслось от
перенапряжения.
— Да чего
уж там, — проговорил Зефирантес, и они подхватили носилки с
Рубином.
Изувеченное
девичье тело, к счастью, в доме не валялось. По комнате, так и сяк
подступаясь к опрокинутому креслу, скакала вполне себе живая и
невредимая белокрылая птица с рогами.
Стоило
Олеандру и Зефу занести Рубина в хижину, Эсфирь вскинула голову.
Тряхнула шевелюрой, рассеивая запах серы и копоти.
И застыла.
Все такая же неказистая и тщедушная. Окаймленная призрачным
сиянием, которое словно подсвечивало её, обволакивало солнечным
контуром. Буря чёрных кудрей спутывалась с рогами-волнами, доходила
ей до поясницы. Пепельный узор вен отчетливо выделялся белизной
кожи, изрисовывал её кривыми линиями и завитками.