— Да! —
ляпнул Олеандр. — То есть нет. То есть да!
Ему бы
встревожиться из-за затруднений с ответом и извиниться. Крупицы
здравого смысла наперебой твердили, что он угодил в ловушку
искаженного восприятия, велели опомниться. Но капкан неведомых чар
не дозволил отступить:
— Будь так
добр, покинь мой дом.
Олеандр
оттолкнул Эсфирь плечом и заслонил собой, взирая на гиганта, в чьих
глазах сверкнул недобрый огонек.
—
Поглядите-ка, защитник нашелся, — Зефирантес сжал кулак. И мышцы на
его руке налились, забугрились. — Изнеженное дитя. Никогда ты меня
не ценил! Не ведаешь, не понимаешь, сколь это трудно — сражаться за
место среди воинов и тащить на плечах мать и сестру!
— Не ведаю,
— согласился Олеандр.
Взор
проскользил по потолку. Застыл на переплетении лоз, овивших балки,
и метнулся вбок. Над ложем на полке, изогнувшейся улыбкой,
покоилась в ножнах древняя сабля Дэлмара, оставленная
братом.
— Не ведаю,
— повторил Олеандр, отступая, — но у каждого свой путь. Я многое
отдал бы, чтобы оживить мать. А брат…
—
Глендауэр! — вскрикнул Зеф — Ну конечно! Вечно ты дымишься, стоит
кому его припомнить. А сам вещички его хранишь! Что? Думал, не вижу
я ничего? Ты не влюблен в братца-то?
—
Идиот!
— Треклятый
всезнайка!
— Вы ведь
не собираетесь драться?! — возопила Эсфирь.
Её восклик
словно спустил лавину. Олеандр вскинул руки, метнул в потолок
вспышку чар, напитывая и укрепляя лозы. Зеф тронул ножны, и меч с
лязгом выскользнул из них. Один за другим лозы ринулись к полу. С
грохотом вонзились в него, решеткой разделяя комнату на две
половины.
Зефирантес
отскочил к двери, явно не ожидая подобного. Олеандр рванул к ложу,
запнулся, но все-таки стащил саблю и сразу же обнажил. Лезвие
сверкнуло в свете златоцветов.
Эсфирь
сдавленно охнула, когда Зеф рассек лозы надвое. Нижняя часть ограды
повалилась, верхняя все еще висела. Он нырнул под неё. Крепче
перехватил меч и понесся вперед с такой скоростью, с какой катится
валун со склона горы. Возвёл лезвие над головой, намереваясь
ударить с размаху и рассечь соперника надвое.
Оплошал.
Звон скрестившихся клинков огласил дом. Олеандр налег на свой,
чтобы нагнуть меч, выбить во вращении. Да какой там! Колени
подгибались. Ноги разъезжались — поди перебори воина, который
вдвое, а то и втрое превосходит тебя по весу.