— Я
попробую помочь, хорошо? — проворковала она и заправила за ухо
непослушную кудряшку.
Дыханье
Олеандра отяжелело, охрипло. Вожделение тугим комком стянулось чуть
ниже живота, разливая по венам жар.
— Чувствую,
что могу. Понимаешь?
—
Понимаю.
На лице
Эсфирь возникло странное выражение, читаемое как «А вот я не очень
понимаю, но все равно пойду напролом». Олеандр так
удивился, что едва не спросил, одаривали ли её лаской прежде. Её
робкие касания и краска стыда подтверждали домыслы вернее слов. И
он солгал бы, поведав, что сердце не ёкнуло, возрадовавшись
неожиданному подарку судьбы.
Он,
Олеандр, сын владыки клана дриад, Антуриума, наследник и потомок
первых детей леса, Примулины и Акантостахиса, явится для Эсфирь
первым, последним и лучшим выбором.
— Можно я
тебя обниму? — Ее вопрос прозвучал внезапно, как гром в разгар
засушливого сезона.
Не веря
своему счастью, Олеандр просто смотрел в черные глаза, балансируя
на кромке век, словно на краю кристально-чистого водоема. Боясь
спугнуть Эсфирь неосторожным жестом, он не шевелился, жадно
наблюдая за пушистыми ресницами, ложившимися на веки.
— И
поцелую, — прошептала она, и сердце его пустилось вскачь, в голову
ударила кровь.
Она уселась
ему на бедра, обхватила коленями — тонкая и звонкая, с горящим
лицом и рассыпанными по плечам кудряшками. Опираясь на подлокотник
кресла, наклонилась к его лицу и запечатлела на лбу поцелуй.
Казалось бы, кроткое касание, а Олеандра повело. Он согнул ноги в
коленях, заставляя Эсфирь приблизиться. Мазнул пальцами по её
оголенной спине, обнял.
Эсфирь
вцепилась в ворот его туники, прижалась к груди. Она не
сопротивлялась, потому он вовлек её в настоящий поцелуй, поглощая
прерывистый выдох. Добрался до зашейных подвязок кофтёнки, за
которой проглядывались очертания груди. Снова впился затуманенным
взором в глаза и углядел два залитых белым ока без зрачков. В
уголках её век подрагивала смоляная влага. Собираясь в капли, она
неспешно стекала, испещряла щеки Эсфирь грязными
разводами.
Олеандр
открыл рот, но тут же захлопнул, не ведая, что сказать. Почему она
плачет?
— Ты такой
поломанный в душе. — Она повела плечами. — Эту боль я не могу
стереть. Но боль в теле…
О чем она
говорила? Что имела в виду? Олеандр не мог ни пошевелиться, ни
отвести от неё взгляд. Он замер, как зачарованный, уже не нуждаясь
в пояснениях. Одна горячая ладонь опустилась ему на грудь, другая
прижалась к затылку. Мгновение — и тела их охватил кокон белесого
пламени. Мерцающие огненные языки перетекали на листья Олеандра,
растворялись в них.