— Потерпи.
— Голос Эсфирь огрубел, отдавая сталью. — Прости, но без боли нет
исцеления.
—
Что?..
Ежели ответ
и прозвучал, Олеандр его не услышал. Кокон потемнел, сделавшись
практически черным. А потом грудь и затылок прошила острая боль от
недавних ранений и ударов. Он вскрикнул. Спина выгнулась бы, но
цепкие пальцы прижали его к креслу, не дозволяя
вырваться.
—
Перестань!
—
Терпи!
Она накрыла
его ладонь своей, но он порывисто выдернул руку. Внутри что-то
сломалось. Заставило прозреть и осознать, что он покачивается в
губительной колыбели, убаюкивается в такт свершаемым ошибкам.
Каким-то чудом удалось вскинуть ладони. Он нашел с десяток причин
не свершать замысленного — просто достучаться до Эсфирь,
высказаться тверже.
Но поздно.
Олеандр с силой оттолкнул её, вскочил и влепил себе пощечину.
Помогло. Кокон потух — мир перед глазами перестал расплываться
цветными пятнами.
Боги! Ну
разве может существо пасть еще ниже? В столь мрачную пропасть, где
удел разделить ложе с девушкой — желаннее всех сокровищ мира. Где
переступить запретную черту легче, чем сорвать бутон. Где
единственно-весомым препятствием слывет боль, а выходом —
грубость.
Эсфирь так
и восседала на полу. Тихо всхлипывала и растирала костяшками
пальцев ушибленный висок. Ничего уже не осталось от того
призрачного сияния, которое её окутывало. Свет испарился. Ее кожа
утратила лоск. Глаза обозначились черной радужкой и
потускнели.
— Ты злой!
— вскрикнула она, вперив в Олеандра гневный взгляд.
Он
моргнул.
— Кто злой?
Я?!
—
Ты!
— Почему
это?
— А
потому!
—
Почему?
—
Потому!
— Вот ведь
заладила! — Он пнул огрызок лозы. — Сама ко мне полезла, а теперь
жалуешься!
— Я хотела
помочь! — возразила Эсфирь. — И у меня получилось! Может, хоть
посмотришь?
Понимание
подкралось медленно, но ударило с размаху. Он тронул затылок — и
ничего не ощутил. Отогнул ворот туники и узрел чистую кожу.
Молоточный стук в висках больше не норовил разломить череп. Порез
на груди исчез, будто стертая с начищенного сапога
грязь.
— Ранку на
шее я тоже залечила, — добавила Эсфирь, разглаживая погнутые перья
на крыле.
—
Невероятно! — Олеандра коснулся повязки, за которой скрывались
следы от когтей хина.
Ткань
ухнулась на пол. И он провел ладонью по шее — пальцы
беспрепятственно проскользили к ключицам.
Потрясающе!
Но как?