— Порода? —
Олеандр усмехнулся. — Нет. Это имя существа. Имя ошибки природы,
которая травит себя в попытках перевоплотиться в долбанного
огневика с Ифлога! В феникса!
— Рубиновая
змейка.
Боги!
Олеандр хлопнул себя по лбу. И невольно искривил губы в улыбке.
Простодушие и непосредственность всегда его привлекали. Было в них
что-то чистое и доброе — этакий очаг света и теплоты, еще не
измолотый в пыль грузом пережитых трудностей и потерь.
— Уже
почти! — Белесый кокон вспыхнул ярче, рассыпая искры, отбрасывая на
стену бродячую тень.
Эсфирь
прильнула ухом к груди Рубина. И Олеандр отвернулся, задвигая в
дальний ящик непрошенные мысли, что она вот так запросто
прижимается к другому. Серьезно, разве должно его это заботить?
Нисколько! Она — не его собственность: не суженая, не супруга, даже
не подруга.
Вдобавок
куда сильнее она напоминала непутевое дитя, нежели коварную
соблазнительницу.
Нежданный
порыв ветра, завывавшего снаружи, настежь распахнул дверь и оконные
ставни. Вломился в дом, сметая с пола подсохшие лозы, и набросился
на очаг лечебного пламени.
— Я закрою!
— Укрыв лицо предплечьем, Олеандр тяжелым шагом добрался до порога
и ахнул.
На улице
бушевал ураган. Вихревые потоки перекатывали по двору лианы и
кружили опавшую листву. Дождь рвал тишину, нещадно молотил по
земле. Мутный свет златоцветов едва пробивался сквозь тьму,
подсвечивая взметнувшуюся пыль.
Олеандр
захлопнул отвисшую челюсть пальцем и взялся за дело. Чтобы
задвинуть щеколду, пришлось призвать чары и решетками приклеить
раскиданные лозы по обе стороны от ставней и двери. Сетки вышли
крепкие. Но держались они на колдовстве, которое утекало и
требовало восполнения.
— Буря
стихнет, когда ты закончишь? — Олеандр заполз на подоконник, чтобы
прибить ставни еще и телом.
— Всё! —
донеслось в ответ.
Всё? Мысли
об урагане выдуло из головы. Кокон потух, и Олеандр воззрился на
окровавленное ложе. В тот же миг Рубин выгнулся, широко распахнул
рот, заглатывая щедрый глоток воздуха.
— Он жив? —
едва слышно проговорил Олеандр, глядя, как к лицу приятеля
приливает кровь.
— Угу, —
Эсфирь пошатнулась и уперлась ладонью в стену, приложив два пальца
ко лбу. — Жив.
— Жив! —
эхом повторил Олеандр и громче добавил: — Жив! Ты спасла его!
Невероятно! Потрясающе!
На радостях
он подхватил Эсфирь на руки и закружился по комнате. Её смех
переливался в ушах. И он смеялся вместе с ней.