Хин
повернул голову. И глазницы его черепа обратились к чаще, точь-в
точь намекая, что идти нужно туда. Ничего толком не понимая, Эсфирь
вновь поглядела на пушистика. В голове забрезжил свет иного
осознания: «Так вот кого он ждал»! Такие непохожие, эти звери
водили дружбу.
Может,
поэтому хин не напал на неё? Хотя… Ежели поразмыслить, у чёрных
скал он нападал только на Олеандра.
Дриады и
хины не ладят? Или… Или что?
— Я… —
Эсфирь не сдержала тяжелого вздоха, полного смятения. — Ты хочешь
подружиться?
Ответом
сделался шелест листвы. Хин вытянулся во весь свой немалый рост и
указал когтем на заросли, явно желая, чтобы она пошла за ним. Идти?
Не идти? Сомнения неожиданно окружили Эсфирь, взгромоздились выше
деревьев. Но в конце концов она сдвинулась с места.
Пушистику
она доверяла. А он затерялся во тьме деревьев следом за
хином.
***
Эсфирь
сбилась со счета, сколько раз они поворачивали, петляя между
стволов. Хин несся до того быстро, будто за ним погоня тянулась. А
исходивший от него дым сизыми клубами вился за его спиной, отравлял
воздух.
Лес его
недолюбливал. Куда бы он ни сворачивал, куда бы ни направлял копыта
— цветы прикрывали бутоны листьями и припадали к траве. Один из
них, желтый-желтый, даже умудрился выдернуть из земли корни и в
страхе пуститься прочь.
Вот тут-то
терпению Эсфирь и пришел конец. Она догнала хина. Дёрнула за лапу,
заставляя обернуться.
— Ты не мог
бы их не пугать? — И указала на очередной скукожившийся
цветок.
В алых
глазах зверя полыхнул огонь непонимания. Ну конечно, —
подумала она. — Он просто таков, каков есть. Едва ли он
когда-либо вообще задумывался над тем, что может кому-либо
навредить.
— Ты
портишь цветы, — не сдавалась Эсфирь. — Это нехоро… Что
это?
В каких-то
сорока шагах от них, переливаясь всеми оттенками зеленого, мерцала
густая дымка. Она сочилась из глубин прикорневой впадины-норы и
волной уплывала вдаль.
Будь на
месте Эсфирь кто-то другой, он поспешил бы скрыться, ведь дымка
походила на разбавленные чары дриад. Но она о побеге даже не
подумала. Точнее, подумала, но мысль схлопнулась, сраженная
постижением: «Кто-то умер!» Из норы разило смертью, жестокой и
насильственной.
Растеряв
осторожность, Эсфирь рванула к вздымавшемуся корню. Должно быть,
хин глядел на неё как на дурную. Но она не мешкала. Ни разу не
сбилась с шага. Под сапогами ломались прутьями, пружинила хвоя.
Крылья то и дело бились о деревья. Эсфирь перескочила через ямку,
нырнула в землянку, тревожа зелёную дымку. И ахнула в сложенные
ладони.