Мирт!
Олеандр уже не обращал взор к лесу. Не искал Эсфирь. Ей удалось
скрыться, остаться незамеченной? И хорошо. Довольно с него смертей!
Нервным отворотом головы он отвергал предложения о помощи.
Направлял хранителей к тем, кому она требовалась больше. Боль
пронизывала тело насквозь. Рассекала душу не хуже клинка. Каждый
стон пострадавших шипом впивался в череп. Звенел в голове, словно
колокол, и проталкивался ниже — к сердцу.
Олеандр
чувствовал, как сбивается дыхание. А когда мимо пронесли дриада, из
глазницы которого торчало перо-лезвие, вскрикнул и схватился за
шею, задыхаясь. Дриады погибли из-за него! Из-за него! Не они
должны были пасть в этом сражении. Только он — и никто
иной!
Порыв ветра
метнул в спину комья песка, и Олеандр едва не подпрыгнул к небесам
от испуга.
— Мастер,
наследнику дурно! — ударил по ушам вопль Зефа. — Кто-нибудь! Сюда
бегите!
— Нет! —
воскликнул Олеандр, и крик его эхом разнесся по склону. — Помогайте
раненым!
— У вас
паника, — прозвучал за спиной мягкий, как шелковая петля, голос. —
Позвольте…
— Не
позволю! — Олеандр обернулся.
Расталкивая
собравшихся у дерева соплеменников, Аспарагус прорвался к нему и
замер.
— Ты!.. —
Заготовленные оскорбления встали поперек глотки, Олеандр застыл с
открытым ртом.
Аспарагус
не то снял, не то потерял маску. Грязно-розовая и дряблая левая
половина его лица выглядела ужасно — словно некогда на нее пролили
расплавленный металл. Глаз с повреждённой стороны был закатан. От
переносицы к уху разбегались стянутые временем, но оттого не менее
жуткие шрамы. Глубокие и сморщенные, они напоминали порезы на
иссохшем плоде.
Ощутив укол
стыда, Олеандр отвернулся — негоже пялиться на чужие увечья. Но
когда архихранитель схватил его за подбородок, щемящая боль, гнев и
вина снова разлились в сердце отравой.
Не слова,
угрожающее рычание вырвалось из занемевшего, сведенного яростью
горла:
— Мразь ты,
Аспарагус! — Олеандр чувствовал, что перегибает палку, но ничего не
мог с собой поделать. — Это ведь ты, верно? Ламия! Каладиум убил
ламию-граяду! А еще мойра! Они тебе подчиняются? Ты втерся к моему
отцу в доверие! Желаешь надавить на него, увеча его сына и губя
собратьев? Хочешь подмять нас под себя и заставить действовать по
твоему усмотрению, чтобы возродить стальные устои? Не
выйдет! Никогда мы с отцом под тебя не прогнемся, потому что мы
сильнее! Мы верим в превосходство разума над чувствами! В нас есть
сострадание, мы не играемся чужими жизнями!..