С каждым
полученным ответом в голову Олеандра лезли мысли, что незачем
Аспарагусу его подбадривать, незачем помогать. Все сказанное —
уловка, чтобы отвести подозрения. А внутреннее напряжение между тем
рвалось наружу. Осколками тающего льда прокладывало путь к горлу и
скатывалось в уголках век влагой поражения. Поражения перед
дриадом, которого Олеандр описал бы просто: «Ему подвластно
уничтожить жертву по щелчку пальцев. Но при этом он одарен умением
видеть других насквозь, отпирать замки всяких, даже начисто
проржавевших сердец. Посему в какой-то миг его становится сложно
презирать и опасаться».
— Вы верите
в превосходство разума над чувствами? — Под усами Аспарагуса
пробежала тень улыбки. — Быть может, докажете это делом, а не
словом, м? Вы выказали мне весьма серьезные обвинения, не находите?
Так окажите милость, потрудитесь извиниться.
Мнилось, не
только они — лес и море застыли в ожидании. И даже время поумерило
бег.
— Я… —
Олеандр сглотнул. — Я прошу прощения. Сорвался. Тяжело…
— Понимаю,
— отозвался Аспарагус и добавил: — Ваше мнение обо мне выросло на
щедро удобренной почве — не отрицаю. Я служил вашему деду, коего вы
не жалуете. И я совершал поступки, коими не горжусь. Разделял ли я
взгляды Стального Шипа? Отчасти. Разделяю ли я взгляды правителя
Антуриума? Отчасти. Обоим я клялся в верности. За обоих отдал бы
жизнь. Владыка Эониум был… Как бы это сказать?.. Не хватало ему
осторожности и аккуратности. Он не умел сдерживать порывы. Не умел
подавлять вспышки гнева. Антуриум же с юных лет отличался
сдержанностью. Он не унаследовал пагубных качеств отца. Сие бремя
досталось вам, наследник, уж не сочтите за дерзость.
— Я не
похож на Эониума, — буркнул Олеандр.
— Похожи, —
прозвучало следом. — Но вы похожи и на владыку Антуриума. А каким
вы станете по итогу, определят ваши же выборы. Примите совет? Не
позволяйте гневу дурманить разум. Не подкармливайте вспыльчивость —
оглянуться не успеете, как она отравит вас. Но полно! Я заболтался
и запамятовал, что с уст ваших извинения слетели. Событие века,
право!
Боги!
Олеандр спрятал улыбку в кулаке и присел за поваленным деревом.
Аспарагус устроился рядом и подтянул левое колено к груди. На долю
мгновения рука его скрылась за воротом нагрудника из варёной кожи.
И вот он выудил на свет еще один аурелиус — свежий,
темно-алый.