- Мишечка ни в чем не виноват… - еле выговорила Гарина-старшая.
– Сыночка… Сыночка… - поникнув, некрасиво морща лицо, она спрятала
его в ладонях, и обессиленно провела вздрагивавшими пальцами по
щекам, размазывая слезы.
Корнилий завздыхал уныло, со смущенным кряхтеньем потирая
колени, но смолчал. Пусть выплачется, легче станет…
Настя расслышала мамины всхлипывания, и заплакала сама. Рита
крепче обняла подружку, глядя за окно мокрыми глазами.
«Господи, - проползла мысль, - как же было хорошо в воскресенье
с утра! И как потом стало плохо… Бог, если ты есть… ты не
любовь!»
Девушка зажмурилась, смаргивая слезинку. Похороны – это такая
боль… Вбираешь в себя запах сырой земли, содрогаешься, и понимаешь,
чем стоить дорожить. За что цепляться обеими руками, беречь и
лелеять – сейчас, при жизни, ибо после не будет ничего. Даже тьмы.
Даже пустоты. Небытие…
Петра Семеновича похоронили на Ваганьковском. Народу пришло
неожиданно много – не родни, а друзей и товарищей. Весь печальный
обряд взял на себя Старос – Лидия Васильевна лишь принимала
соболезнования, потерянно кивая из-под темной вуали. Заводскую
столовую закрыли на спецобслуживание – молоденькие поварихи хлюпали
красными носиками, глядя на портрет Гарина-старшего в траурной
рамке – моложавого, красивого, улыбчивого…
- Батюшка, - тонким голоском выговорила Мишина мама, - я даже не
знаю, как это называется… Отслужите за упокой души Пети.
Кашлянув, Корнилий поинтересовался со смущением и тревогой:
- Крещен ли?
- Крещен, крещен… - закивала вдова, терзая платочек. – Петя и не
хотел, это я его упросила. Бурчал сначала, а после шутил, «крещеным
атеистом» называл себя…
- Всё исполню, Лидия Васильевна, - ласково сказал старец. – Вы
только верьте - и надейтесь!
«И любите… - добавила Рита про себя и взмолилась, распахивая
глаза: - Мишечка, вернись! Где ты, Мишечка? Мы все тебя очень,
очень любим! Ты только живи! Пожалуйста…»
Тот же день, раньше
Карельская АССР, Сегозеро
Лед на озере держался стойко. Сойдет он только на майские, да и
то не сразу – стадо ноздреватых льдин будет кружить по водам ещё с
неделю, тычась в скалы и берега.
Так что любоваться переливчатым блеском волн мне не доведется.
Снег, да снег – белая камчатная простыня застилала Сегозеро. А по
ней будто блюда с зеленью – островки, заросшие хвойными. Правда,
вдали ледяной покров синел, но вовсе не промоинами - снежные наметы
не удерживались, сдуваемые ветрами. Но все равно, простор…