Я попытался вырваться из цепких рук, но не получалось, Еврипий
для надежности ухватился за волосы и освободиться, не лишившись
скальпа, было проблематично. Что я ещё наделал, я не знал, хотя
предположить мог очень многое.
— Да что случилось то? — я сжал его запястья, выкручивая. —
Отпусти!
И уже начал примериваться к его коленной чашечке, для
отрезвляющего удара, но хватка всё таки ослабла и храмовник убрал
руки.
— Как ты смог стать хранителем?
— Сам ты хранитель! — от неожиданности рявкнул я.
— Я искатель, — строго поправил он меня.
Вот оно что... Это объясняло, как он просек мою метку, которую и
воспринял как смену специальности, и ещё один нюанс про способности
искателей. Значит, они могут видеть не только силу искры.
— Так, — я сделал шаг в сторону, чтобы он больше не кидался ко
мне с рукоприкладством. — Объясни мне нормально, с чего ты взял
вообще, что я хранитель? Я защитник. Разве можно быть и тем, и
другим? Или сменить одно на другое? Или... Короче, давай по
порядку.
За эту минуту у меня возникло столько много новых вопросов, что
я и сам был готов за свою голову схватиться. Еврипия, нахрен,
якорной цепью привяжу, но он мне всё расскажет.
Монах затравленно оглянулся по сторонам и тяжело вздохнул,
прочитав мои намерения во взгляде, которым я его одарил. И тихо
спросил, есть ли что покрепче чая. После многодневной
межведомственной гулянки я сомневался, что спиртное в принципе в
городе осталось. Но пошел искать, подталкивая монаха впереди, чтобы
снова не испарился.
Как ни удивительно, но выпили не всё. Под раковиной нашелся
деревянный бочонок, припрятанный кем-то за фильтрами. Я взял
пузатую чашку с надписью «лучший папа в мире», удивленно на неё
посмотрел, но опомнился и налил из крана что-то темное. Осторожно
понюхал и вручил Еврипию.
Монах же даже не взглянул, что я ему подсунул, залпом опрокинул
содержимое, хрюкнул и протянул обратно. После третьей он
заговорил.
Искатели в ранге мастера и выше действительно могли видеть, кем
был пробужден одаренный. До ритуала пробуждения спрогнозировать они
это не могли, только силу искры, то есть магического дара. И то
примерно, потому что её можно было скрыть, как и произошло со
мной.
Меня передали монаху уже под чем-то. В смысле, никто не опаивал
младенца никакими эликсирами, на меня наложили печать, причем, как
подозревал служитель, при помощи запретной магии. Это он и пытался
выяснить, всё это время разыскивая следы почившего Ефсения и чем
тот занимался.