– Связываться с ними не надо было, –
сказал второй канонир, Арман, молодой, чуть старше меня. –
Теперь-то – конечно, а вот врезали бы сразу…
Капитан вздохнул, сдерживая
раздражение: он был согласен с Арманом. И я был согласен с Арманом.
Им с капитаном в этой войне досталось больше всех в рубке. У
капитана погибли сыновья, оба, вместе с нашим крейсером
«Справедливый», взорванным ещё в первых боях, а Арман потерял всю
семью, работавшую на уничтоженной станции связи в районе системы
Т-897-омега – на Земле по этому поводу был объявлен трёхдневный
траур. Как он вообще умудрился удержать себя в руках, а не всадить
ракету сразу – даже понять тяжело. Дисциплина, да. Но я бы на его
месте…
– Дети, – почти шёпотом сказал Стас. –
Дети же.
Ясное дело. Он одинокий. Всю жизнь
болтался по космосу, чужих детей спасал – своих не завёл. И рана у
него в душе на этом месте, ничего не сделаешь.
– Дети, – кивнул капитан. – Не спорю.
Допустим. Но в осином гнезде, знаешь, тоже дети. Только не
человеческие. И вырастут из них осы. Состоящие, главным образом, из
жала. Пожалеешь?
Стас отвернулся и принялся что-то
поправлять в прицельной сетке.
– Что ж Землю вызвали, капитан? –
спросил Арман. – Ответственность на себя решили не
брать?
Капитан промолчал.
«Апельсин» плыл перед нами тихо-тихо,
и тень нашего ракетоносца на нём превратила его в луну, убывающую
на четверть.
– Сколько их ждать-то? – хмуро спросил
старпом. – Так и ждать – по боевой тревоге? Ведь любая провокация
возможна, так я понимаю?
Капитан неожиданно
улыбнулся.
– Точно, – сказал он. – Вот бы они её
устроили, провокацию… Вот пусть только дёрнутся! Пусть хоть
шевельнутся – я тогда… и буду полностью прав, перед Землёй и перед
совестью. Я всё, что полагалось, сделал.
Эти его слова, по-моему, всем всё
объяснили, и все успокоились. Но мне было как-то не по
себе.
Я пытался представить себе этих… пять
тысяч…
Осы...
Нас и взрослые-то яростно ненавидели,
а эти, очевидно, и вовсе… И дело даже не в пропаганде, мне кажется.
Ведь у них был дом, история, всякие архитектурные памятники,
священные места, где их предки поклонялись каким-нибудь тамошним
богам, курорты там, заповедники… Теперь ни чёрта у них больше нет.
Ни музеев, ни заповедников, ни курортов, ни школ, ни больниц… ни их
домов. А их мамы и папы превратились в радиоактивный пепел. Если
подумать, то они должны гораздо больше нас ненавидеть, чем мы их. У
меня по спине полз мороз, когда я всё это себе
представлял.