«Я сохраню память о тебе, мой
Перкау. Что бы ни случилось с тобой, я сохраню...» — обещала
Лират в ту ночь в храме, когда они говорили в последний раз. И своё
обещание она исполнит — в том бальзамировщик не сомневался. Эта
мысль согревала его, как и мысль о том, что Хэфер защитит Тэру, а
она — Хэфера. Всё, что оставалось ему — в свой черёд защищать их,
не выдать.
Он не позволял себе думать о том, что
станет с Лират, что станет с его общиной, потому что эти мысли
подтачивали его силы.
Он останавливал себя от того, чтобы
снова и снова возвращаться к разговорам с Первым из
бальзамировщиков о невозможном свершении, потому что это ставило
под сомнение его право на справедливость, его жреческое искусство,
его веру и саму его суть.
Враг, которому он противостоял,
многократно превосходил его во всём. Перкау не надеялся сохранить
себя, ничего от себя самого в этом бою — только то, что
защищал.
«Несколько дней я даю тебе на
размышления. А после уже ничья милость не защитит тебя — ни моя, ни
Императора... ни даже самих Богов».
В эти несколько дней, подаренные
Великим Управителем, все силы жрец направил на то, чтобы укрепить
себя — свой разум, свою плоть, своё сердце.
Они разрушат его разум, как война
разрушила его храм. Они расколют сосуд его плоти, медленно разберут
по частям, сотрут в прах, тщательно просеяв, рассчитывая извлечь
драгоценные крупицы знания. Но его сердце, его дух останутся крепки
и сохранят тайну новой Силы будущего Императора, которому
бальзамировщик оставался верен...
***
Хатепер ожидал своего брата и Владыку
на скамье у красивого фонтана с лотосами, выложенного зеленоватой
мозаикой из редкого оникса. Дипломат искренне наслаждался
драгоценными минутами уединения и покоя — никому не было доступа в
потайной сад Императора, кроме членов семьи и самых доверенных
слуг.
В гармоничном сочетании, созданном
искусством придворных садовников, здесь росли раскидистые сикоморы
и цератонии, невысокие гранатовые и персиковые деревья, статные
акации и огромные пальмы-дум, гибкие ивы и тамариски. Птицы пели в
ветвях, радуясь сиянию Ладьи Амна. Большие пруды и аллеи дарили
прохладу. Так легко было забыть, что за границами этого маленького
мира покоя и гармонии существуют беды и тревоги, тени войны, угрозы
междоусобиц... И Хатепер позволил себе ненадолго забыться.