Демьян уже не слушал, он бежал прочь. Прочь от проклятого
болота, где не место живым; прочь от окаянной Ефросиньи, которой не
лежалось в могиле; прочь от жуткого младенца, приходящегося
Демьяну… кем? Этого он не знал, а если и знал — то старался любой
ценой отогнать от себя это знание, что, подобно камню на шее,
тянуло его вниз, в черную пучину, куда он осмелился заглянуть лишь
однажды, одним глазком, и теперь эта тень всегда следовала за
ним.
Демьян бежал без оглядки, куда глаза глядят, не обращая внимания
на хлещущие ветки и стремящиеся прыгнуть под ноги кочки, распугивая
ежей, белок и прочую живность да неживность. Остановили его лишь
звуки тихой заунывной песни, лъющейся откуда-то снизу, будто из
ямы. Знаток замедлился, перебрался через торчащие на пути выкорчи,
и едва не скатился кубарем — перед ним оказался овраг с пересохшим
ручьем — остались лишь отдельные лужи, полные гнилой стоячей водицы
и дохлых головастиков. Песня лилась из полой утробы громадного
прогнившего бревна, и здесь, на спуске, уже можно было различить
отдельные слова:
«Баю-бай, баю-бай,
Хоть сейчас ты засыпай…»
Демьян облегченно выдохнул — нашелся Максимка. И не в желудке
волка, не в трясине и даже не в лапах фараонки. Мальчонку сховал
самый обыкновенный, безобидный по сути, бай, разве что малеха
одичавший. Приглядевшись к логову бая, знаток хушь и стемнело — а
приметил остатки печной трубы и утопающий в земле скат крыши.
Хозяева, видать, дом бросили, а, может, околели, и несчастный бай,
похоже, остался привязан к месту и теперь, поди, пел свои
колыбельные разве что лягушкам. А тут дитё подвернулось — вот и
увлекся. Но, вслушавшись, Демьян ускорил шаг, а старушачий тенорок
продолжал тянуть:
«Бай, бай ай люли,
Хоть сегодня да умри.
Сколочу тебе гробок
Из дубовых из досок.
Завтра грянет мороз,
Снесут тебя на погост.
Бабушка-старушка,
Отрежь полотенце,
Накрыть младенца.
Мы поплачем, повоем,
В могилу зароем»
На последнем куплете Демьян буквально врезался в бревно, отчего
тому на голову посыпались личинки да жуки-короеды.
— Цыц, шельма! А ну давай сюды мальчонку!
Бай — маленькая тщедушная фигурка, будто слепленная из тонких
косточек, прелой листвы и паутины осторожно повернулась; сверкнул
пустой зев, заменявший обитателю Нави лицо. Многосуставчатое
создание осторожно передвинулось, загораживая лежащего без движения
Максимку. Все тело пацана покрывала полупрозрачная тонкая пряжа.
Одичавший бай продолжил песенку, и на глаза спящего Максимки легла
еще одна нить тончайшей паутинки: