— Суседушко-хозяюшко, — напевно, по-старчески позвал Демьян, —
угостить молочком парным, да за судьбу-судьбинушку мне растолкуй.
Коли жив Максимка — поди направо, коли не жив — на левую
сторону.
Голодное чавканье продолжалось еще несколько секунд, потом
прекратилось. Демьян вслушался. Сначала тельце суседки покатилось
налево, причмокивая и оставляя влажные следы. Демьян вздохнул —
хушь бы тело найти. Но вдруг суседко подпрыгнул и покатился
направо. А потом назад. А потом и вовсе принялся подпрыгивать на
месте.
— Что ж ты, хозяюшко, сказать-то хочешь? Нешто не знаешь, али не
понял меня? Давай сызнова. Коли жив — направо катись, коли мертв —
налево.
Суседко, кажется, разозлился на недогадливость Демьяна —
ударился с силой об пол и покатился теперь вовсе по кругу.
— Что ж это, значит, застрял мальчонка? Ни жив, ни мертв? Усё
так, суседушко?
Суседка утвердительно подпрыгнул, ткнув Демьяна в бок. На рубахе
сбоку осталось влажное пятно.
— Ну дякую, суседушко-батюшко, ступай с миром…
Запрыгало-укатилось что-то под печку. Демьян не удержался —
бросил взгляд на отражение в отполированном до блеска чайнике. Под
печь закатилось что-то безрукое-безногое, в блестящей пленке слизи,
похожее на подпорченную кровяную колбасу. Ну да ничего, нам и такой
домовой сгодится, лишь бы порядок содержал!
«Ни жив, ни мертв, значит» — задумался Демьян, почесал русую
бороду, — «Знать, прибрал его кто, по ту сторону Яви удерживает. Да
только знать бы кто!»
Поплевал Демьян на ладони, замотал порез, собрал кулек — сложил
хлеба, соли, серп заточенный. Подумав, размотал тряпицу, достал
серебряный крестик, повесил на грудь. Тут же на шею будто
мельничный жернов повесили — знатка аж согнуло, ну да ничего —
нечистому поди еще горше придется, коли повстречается. С
неприязненной гримасой взял обструганную клюку — по всей длине
палки были выжжены черные письмена. На такие если долго смотреть —
они извиваться начинают, как черви, чтоб прочитать было нельзя. Но
абы кому лучше и не читать. И уж тем более, как ни хотелось Демьяну
эту клюку закопать поглубже в огороде, однако мало ли дураков… С
собой все ж сохраннее. Во дворе спустил Полкана с цепи, тот
радостный — дурак-дураком — принялся носиться по двору, гоняя
кур.
— А ну сидеть, дурень! Со мной пойдешь. Вдвоем оно всяко
сподручнее!