Редрик сложил руки на широченной груди и смотрел на него
сердито.
«Плохо дело», — решил дух.
— Зачем ей позволил тут хозяйничать?
— Заспался маленько, — виновато протрещал Огневик, —
день-то вчера, того-самого, долгий был. А я пока людей из долины дожидался, пока
они костер жертвенный разжигали, пока все положенные слова жрец их говорил, — в
этот раз болтливый уж больно попался — на сквозняке вон сколько времени
простоял, аж...
— Кухня — твоя вотчина, — прервал Редрик, — вот и
хозяйничай. А девица пусть другим чем займется.
— Отчего ж ей печь не позволить, раз охота такая есть у
нее?
— Оттого, что ей с прошлой жизнью проститься следует, а
как она с ней проститься, ежели будет здесь вертеться? — Редрик не мог не
заметить, что платье на невесте ее собственное. Отвергла дары хозяина вулкана.
— Так ведь, хозяин, может статься, ей как раз легче-то и
будет, ежели она чем привычным займется...
— Глупости не говори. Проходили это уже. Раду вспомни.
Огневик протрещал что-то невнятное. Раду он хорошо
помнил. Слезами девица могла не только вулкан затопить, а и все долины окрест.
— Да ведь не похожа на безумную нынешняя-то невеста.
— Чтоб больше здесь ее не видел, — отрезал Редрик и вышел
из кухоньки, хлопнув дверью так сильно, что стол каменный едва ль не
подпрыгнул.
Огневик, привыкший к гневу хозяина, покачал головой,
посылая россыпь искр к потолку, и принялся за готовку.
С удовольствием из своего укромного угла в горниле печи
наблюдал, как невеста хозяина по кухоньке снует. Видел бы сам хозяин — и
запрета б не было. А уж ежели б поглядел, как судьбу свою она прошлым вечером встретила,
так и вовсе разговора этого не случилось.
Помнил Огневик, как невесты к хозяину шли: иные рыдали,
иные в себе замыкались, чтоб уж позже всласть порыдать. А эта... То ли слезы
заранее выплакала, то ли с судьбой своей смирилась. Огневик намеренно в печи затаился,
чтоб за ней приглядеть. И увидел все, что надобно. Но хозяина ослушаться
нельзя, гнев его страшен... А все Рада. Ежели б не она, нынешней невесте хозяин
и слова б не сказал. Не за свой проступок девица страдает.
Покачав головой, собрал Огневик на серебряный поднос снедь:
миску каши с яблоком, ломоть хлеба ароматного, девицей испеченного, маслом намазал,
да кружку молока горячего налил и меда туда добавил. Хозяин теперь все одно
есть не будет, хорошая каша пропадет. Огневик пожалел, что самому ему пища без
надобности. Ну да ладно, девица, вон, может статься, поест.