— Я Любомила, мельничиха, — представилась она.
Я могла бы и догадаться. Подол длинной синей юбки припорошен
мукой, запах свежей сдобы просочился в дом. Женщина и сама походила
на каравай: пышная, румяная. У таких обычно красивый заливистый
смех.
— Помоги, ведьма, — всхлипнула Любомила.
— Чего надобно? — спросила я.
— Мужика, — выдохнула она и разом успокоилась, как будто самое
страшное было уже позади.
Я оглянулась на Юлю, которая навострила уши у меня за
спиной.
— Пятый год уже пошел, как муж мой помер. Надорвался. Ох и
горевала я, но как-то попривыкла со временем: и с хозяйством сама
справляюсь, и дочку замуж выдала, и мельница работает как прежде, а
то и лучше, пекарню открыла. Забот невпроворот…
— Тебе работников надо? — уточнила я на всякий случай.
— Экая ты непонятливая, — рассердилась Любомила. — Я ж говорю —
с работой и сама управляюсь, а вечером свет погашу — и так грустно
мне, так одиноко, хоть волком вой.
— Так мужиков в деревне — завались!
— Некогда мне шашни водить, — нахмурилась мельничиха. — Я и так
целый день верчусь, как волчок. Ты мне дай какую травку, чтоб я
мужику подсыпала, и он в меня влюбился без памяти, и сам за мной
ходил, как телок. А то у нас мужик в Запорах измельчал. Им только
намекнешь — шарахаются, как мыши от кота.
Она насупилась, подбоченилась. Грудь колыхнулась под оборчатой
блузой.
— А кто-то конкретный есть на примете? — выглянула Юля.
Тетка задумалась.
— Степан из Якимовых неплохой мужик, плешивый, зато танцует
хорошо. А еще Евсей, он старый уже, но на гармошке играет — ух!
Ноги сами в пляс идут. Или вот Афоня, скорняк, руки у него
красивые, как увижу, как шкуры гладит, так млею вся.
— Но?.. — снова встряла Юлька.
— Плюгавый, — вздохнула мельничиха, — вдвое меня меньше. Не
выбрала я еще, — подытожила она, — ты мне травку дай, а я потом
решу.
— Ишь, какая деловая! — возмутилась я.
— Да ты не подумай, ведьма, я ж отплачу! — закивала Любомила. —
Велислава десять сребреников относила Маргарите. Ух, дорого, но оно
того стоит — вон муж за ею увивается который год. Значит, надо с
мужиком определиться… Кого же выбрать? Афоню? А может, Гришу? Глаза
горят, как угли, но пьет, зараза…
Бормоча себе под нос, мельничиха пошла прочь со двора, в
задумчивости переступив через Брюса. А я закрыла дверь, переваривая
полученную информацию. Велислава, счастливая и обожаемая жена,
оказывается, приворожила своего мужа?