— Прошу прощения, господа, — для
верности сощурился и потер переносицу. — Несмотря на возраст,
слабоват глазами стал — все учебники да заклинания, будь они
неладны. Тут вроде как заявителем некий Прохор значится. А
пригласите-ка его сюда — для очного допроса.
Долго искать истца не пришлось —
любопытство побороло страх, и холопы мало-помалу собрались гурьбой
неподалеку от входа. Минуту спустя перед судом предстал тщедушный
мужичок — грязный и потрепанный даже по меркам крестьян, и явно
любящий залить за воротник. Даже сейчас он слегка пошатывался, а
винный дух мигом разлился по комнате.
— Пили, уважаемый? — спросил я.
— Пил, ваша светлость! — мужик
отвесил поклон в пояс. — Виноват — каюсь! Страшно было — вот и
пригубил для храбрости. Но чуть-чуть — всего-то наперсток.
«Наперсток» пах как добрый литр, и я
решил поскорее покончить с проблемами смерда.
— Рассказывайте, что у вас
случилось.
— У меня? — Прохор хлопнул ладонью в
грудь. — А что у меня случилось?
— Челобитную вы писали? — повернул к
нему лист, будто пьяница мог разобрать хоть букву. На его
грамотность особенно ярко намекал корявый крестик вместо
подписи.
— А? — мужичок то и дело косился на
Карину, и алкогольная храбрость все быстрее уступала место страху.
Хозяин при том не ругался и не подгонял холопа, что показалось мне
странным — терпеть такое поведение, да еще и при важных гостях,
значит не уважать ни себя, ни гостей.
— Жалобы есть? — спросил тоном
уставшего терапевта.
— А-а-а! — истец шлепнул себя по лбу.
— Так вона вы о чем, ваша светлость! Была у меня жалоба, да токмо
прошлой зимой сама собой разрешилась. Просил я разводу со своей
зазнобой, ибо слухи пошли, что она с Федькой-косарем на сеновал
хаживала. Барин сказал, что со всем разберется, а зимой жена
померла от чахотки. Стало быть, и развод уже не нужен.
— Ох уж эта бюрократия, — Пантелей
опрокинул стопку и шумно выдохнул. — Вы простите, господин ревизор
— я один, а душ — пять сотен. Вот и случаются проволочки. А дело,
стало быть, можно закрыть.
— Хм... — я повертел лист в руках и
передал секретарю. — Что ж — тут уж ничем помочь не могу. Закрыть —
так закрыть. Зовите следующего. Кто там на очереди? Некий Захар.
Прошу на суд.
Вошел второй проситель — стриженный
под горшок рослый детина. Откланявшись по всем правилам, он
пробасил: