Последние слова я произносил, уже вываливая содержимое
контейнера на траву перед несилиском. Шипаська возбужденно
заклекотал и принялся жадно склевывать осклизлые серо-розовые
куски, то и дело по-птичьи запрокидывая голову.
— Ни хрена ты не понял, — вздохнул я, возвращая крышку на
опустевший контейнер. — Ладно, жди здесь. А я пойду прогуляюсь.
Решив не мешать петушиной трапезе, я не стал пристегивать
контейнер обратно к седлу, вместо этого просто положил рядом. Потом
развернулся и не спеша поковылял прочь. Оставлять Шипаську одного я
больше не боялся. Никуда он не денется, максимум отойдет на
десяток-другой метров.
Вскоре я покинул небольшой лесок, который выбрал для стоянки.
Впереди простирались обычные для центральной части Сотрора пологие
холмы. Невысокая трава волнами колыхалась на ветру. Не смотря на
ранний вечер, было уже довольно темно. Южный Сотрорский очаг
остался далеко за спиной, да и Северного отсюда почти не было
видно. Я находился на “ничейной” территории, не принадлежащей в
полной мере ни одному из светил, но получающей крохи света и тепла
от сразу от обоих. Ветра в таких местах холодны, дни коротки и
сумрачны, а тени непредсказуемо меняют направление в зависимости от
того, какой из Очагов ярче светит в данный момент. Сейчас Север и
Юг горели примерно одинаково, так что теней не было вовсе.
Я глубоко вдохнул, с наслаждением втягивая прохладный воздух и
зашагал вперед, туда, где между двух холмов виднелись крыши домов и
вился дым из печных труб.
По мере того, как деревня становилась ближе, я все больше
задумывался, а откуда вообще она здесь взялась. Люди не селятся в
сумрачных землях, просто незачем: в Сотроре полно куда более
дружелюбных мест. Добровольно выбрать для жизни холод и вечный
недостаток света — как минимум странно. Стоит быть настороже.
Деревня встретила меня тишиной. Я шел по пустынным улицам, с
настороженным интересом озираясь по сторонам. Ни души, не видно
даже кошек с собаками. Окна наглухо закрыты ставнями. Причем из
многих через щели пробивается свет: дома обитаемы и обитатели их не
спят. Но наружу почему-то не высовываются.
— Эу!
Я круто развернулся на пятках, ища глазами источник звука. В
двадцати шагах позади меня посреди улицы стояло высокое, похожее на
человека существо. Две руки, две ноги, голова. Обычная крестьянская
одежда: штаны да рубаха. Шея замотана не то платком, не то просто
тряпкой. Пшеничные волосы, крупный нос на простоватом лице.
Пройдешь мимо и не запомнишь, кабы не лишний глаз под скулой и
широкий, от уха до уха рот.