Ыхка, то и дело оглядываясь, повел меня вдоль ухоженных дворов.
Почти во всех я заметил мастерские, выполненные в виде пристроек
или отдельных строений. Надо же. Скрытая, мать ее, деревня
нелюдей-мастеровых.
Я хмыкнул и покачал головой.
Держащийся рядом со мной большеголовый по-своему истолковал
жест:
— Не осуждай их, егерь, — негромко, но строго сказал он.
— Кого? — не понял я.
— Старосту и остальных. Я ж вижу, как ты хмыкаешь. Это ты
одинокий, а у них семьи у всех. Не за себя они боятся, баб своих
охраняют.
— Да я и не думал. Просто деревня у вас примечательная.
Обычно-то что ни двор, то петухи да свиньи, а тут прям как в
ремесленный квартал Сапрафиса попал.
Коротышка стушевался:
— Ох… Ну… Прости тогда, раз зря наговорил. Я не со зла.
— Ничего.
— Меня Эделином звать.
— Лард.
Некоторое время мы шли молча.
Ветер переменился, и до моего носа донеслась отвратительная
смесь запахов. Плесень, тухлое мясо, прелые овощи, еще что-то
непонятное. Свалка была уже рядом.
— Эделин, — позвал я, — А чего они баб стерегут? Вроде же только
продукты портятся.
— Тут такое дело… У старой Наны кошка позавчера сдохла.
— И?
— И вроде как от того, что заживо сгнила. Мясо прям на костях
стухло. Орала, бедная, не своим голосом, я сам слышал. Другое дело,
что у Наны не все дома, веры ей нет. Так что при жизни кошка сгнила
или сначала сдохла от чего-то другого, а потом спортилась —
непонятно. Но все равно страшно. Все Сумрачки ночами по домам
сидят, боятся, что чудовище их родных так же заживо сгноит.
— А что, продукты только по ночам портятся?
— Нет.
— Кошка ночью сдохла?
— Днем.
Все как всегда. Люди, нелюди… Стоит им столкнуться с чем-то
по-настоящему пугающим, как рассудок сбегает во тьму, уступая место
глупым, поспешным решениям. Зачастую, вредным, а в лучшем случае
просто бесполезным.
— Пйшли! — радостно воскликнул Ыхка.
Мы остановились на краю небольшого овражка, метрах в ста от
крайних домов. Запашок стоял, что называется, хоть топор вешай.
Эделин поспешно закрыл нос рукой, а Ыхка до самых глаз натянул свой
нелепый шарф. Мне тоже хотелось приглушить вонь, но делать этого
было нельзя. Вместо этого я глубоко втянул в легкие липкий смрад,
замер, пытаясь выделить из зловония шлейф.
Нахмурился.
— Возвращаемся, — коротко бросил я и заковылял обратно. Ыхка с
Эделином молча потопали следом. Ночной ветер, наполненный миазмами
разложения, насмешливо подталкивал нас в спины. Оба моих
сопровождающих чуть не лопались от любопытства, но вопросов не
задавали. Не то слишком уважали старосту, чтобы лезть впереди него,
не то просто боялись услышать ответ.