С лёгким, отстранённым удивлением отмечаю, как всё вокруг
становится неестественно чётким, начинает восприниматься слишком
детально. Картинки словно впечатываются в меня пудовыми штампами.
Наверное, это ненормально. Даже, скорее всего, так и есть. Но мне
уже нет дела даже до этого.
Перестав существовать, я просто лежу, смотрю и слушаю. С трудом
понимаю. Зрачки не двигаются, веки не моргают, взгляд застыл,
упершись в одну точку. А там, снаружи от глаз, на фоне близких
синеватых гор — странная улица, узкая и извилистая. Её образуют
грязь, в которой я валяюсь, и гордо торчащие из неё вверх ограды.
Почерневшие от времени, но очень солидные, из толстых жердей, почти
что брёвен, заострённых кверху и вбитых сплошными рядами. Сделано
основательно. Видно, что не перелезть, не проломить. Почему-то
ничего не могу вспомнить, но знаю — подобного в жизни не видал
нигде. Разве что на картинках.
Кое-где изгороди врастают в бока массивных срубов, не то домов,
не то бань, не то сараев — окон снаружи нет, и с виду все постройки
похожи, но размерами отличаются заметно. Кое-где виднеются ворота,
калитки. Они, судя по всему, мало уступают в прочности крепостным,
без хорошего тарана не пробьёшь.
В какое-то мгновение появляется стойкое ощущение, будто это не
неодушевлённые строения и заборы, а живые существа, вроде
свернувшихся клубками ежей, или втянувших голову черепах. Там,
где-то внутри – тепло, уютно и безопасно, а снаружи — только
торчащие в стороны иглы частоколов, сырость, неприветливые тени, да
толстые бревенчатые панцири внешних стен. Я здесь, на улице, как
лишённый раковины моллюск, нагой и беззащитный. Угораздило
оказаться в месте, где, видимо, будешь стучать, умирая на пороге, и
никто даже не подумает открыть и протянуть руку помощи. И...
Как же, всё-таки, покойно лежать! Но сейчас, пусть это звучит
банально, решается моя судьба. Возможно даже, буду жить дальше, или
нет. Всё равно? Да, конечно... Стоп. Вру. Ничего подобного. Нет! Не
всё равно! Хотелось бы побарахтаться ещё! И собрав остатки воли, я
из последних сил приподнимаю голову, пробуя сконцентрироваться на
том, что же, собственно, происходит.
А происходит следующее. На фоне чудес деревянного зодчества и
потухающего, но ещё довольно светлого вечернего неба, каменной
статуей выделяется мужик, с клочковатой бородой и в кожаном
фартуке.