Рядом с матерью величественно несла
себя Эвелина Карловна — девица на выданье двадцати лет с огромным
чувством собственного достоинства. Дорогое и модное кружевное
платье розового цвета, выписанное из Парижа, было очень глубоко
декольтировано, открывая острые ключицы и будто намекая на
готовность Эвелины вступить в брак.
Была она долговяза, светловолоса, со
слишком бледной кожей — то ли от природы, то ли от обилия пудры, с
очень крупным ртом и бесцветными водянистыми бледно-голубыми
глазами. Отсутствие привлекательности должны были компенсировать
драгоценности, в изобилии украшавшие Эвелину Карловну. Бриллианты
вспыхивали холодным искрами на ее шее, в волосах, в ушах и на
руках. Она могла бы служить ходячей витриной модного ювелирного
магазина.
Барон почтительно и важно представил
гостей семейству банкира, словно коронованным особам. Генриху стало
даже неловко за отца и его заискивание перед Розенфельдами. Он
поморщился и отошел к окну, глядя на вечереющее небо.
Когда все формальности знакомства
были соблюдены, гостей пригласили к столу, накрытому в саду.
Приятная вечерняя прохлада окутала старинный парк, а ветерок игриво
шевелил светлые шелковые скатерти.
Первая сервировка состояла из легких
закусок. Нарезанный тонкими ломтиками говяжий язык, свежайшая
буженина, копчености и прочая мясная снедь соседствовали с
серебряными вазочками, наполненными черной и красной икрой.
Виноград и заморские фрукты громоздились в вазах на высоких ножках.
В блестящих ведерках со льдом охлаждалось шампанское. А в
запотевших маленьких графинчиках медленно и неумолимо нагревалась
прозрачная, как слеза, водка. Хрусталь переливался и сверкал под
лучами заходящего солнца, приглашая безотлагательно приступить к
долгожданной трапезе.
Генриху впервые в жизни захотелось
напиться до беспамятства. Но это не решило бы его проблему с
Эвелиной. Званый ужин казался Генриху поминками по его счастливому
прошлому, и это снова и снова нагоняло на него тоску.
Небольшой, специально нанятый для
такого важного случая оркестр негромко играл что-то спокойное и
ненавязчивое. Потихоньку наладилась общая беседа об охоте, погоде и
подобной светской ерунде. Розенберги демонстративно игнорировали
семью помещика Кудрявцева.
Генрих со злорадством смотрел на отца
— старого барона начинало коробить от такого высокомерия. Может
быть, он теперь станет по другому относиться к новому деловому
партнеру и идее объединить капиталы таким варварским способом?