– Императору не пристало подражать в своей речи евнухам.
Особенно в разговоре о таких заслуженных людях Империи, как
Констанций Феликс.
– Значит, это неправда, что из-за него мы потеряли Африку? –
невинным голосом спросил Валентиниан.
Вопрос был задан по-детски бесхитростно и прямо, но, как это
нередко случалось в последнее время, поставил Галлу Плакидию в
трудное положение. Не могла же она признаться сыну, что в прошлом
приняла опрометчивое решение, из-за которого Африка оказалась под
властью вандалов, и с тех пор там сражаются за каждый город, за
каждую горсть земли.
– В потере Африки виноват совершенно другой человек, –
произнесла она после некоторой заминки.
– Аэций?
Валентиниан с трудом запоминал простые пассажи на лютне, но
имена военачальников Империи выучил назубок.
– О, нет, не Аэций. В то время он находился в Галлии, а
наместником Африки был Бонифатий, – сказала августа, привычно
перекладывая вину на другие плечи. – Бонифатий неверно истолковал
значение того, что ему говорили, и позволил вандалам хозяйничать у
себя в провинции.
Отчасти это было правдой, хотя идея переселить вандалов в Африку
принадлежала вовсе не Бонифатию. Западная половина Империи отчаянно
нуждались в поставках зерна из Африки, но гораздо сильнее нуждались
в избавлении от постоянной опеки императора Феодосия. Опыт прежних
правителей подсказывал Галле Плакидии, что добиться
самостоятельности невозможно без собственного источника
благоденствия, гораздо более надежного, чем поставки зерна из
Африки, находившиейся под неусыпным наблюдением Феодосия.
Таким источником благоденствия августа видела разоренную
вандалами Галлию, на восстановление которой, как утверждал Аэций,
не требовалось больших усилий. Для этого надо было всего лишь
избавиться от вандалов. Переселить их подальше от благодатных
галльских земель на западе – куда-нибудь за́ море, в ту же Африку,
под присмотр наместника Бонифатия, поладившего с вандалами с тех
самых пор, как отказался вести против них военные действия. В
Африке у вандальских правителей не будет врагов, рассудила августа,
и воевать станет не с кем. Там они смогут наладить обычную мирную
жизнь.
Могла ли она представить, чем обернется эта благая затея.
Узнав о внезапном переселении вандалов в Африку, Констанций
Феликс, занимавший в то время должность магистра армии, потребовал
немедленно вызвать Бонифатия в Равенну. Галла Плакидия была в
ужасе, она опасалась, что при личной встрече Констанций Феликс
выведает у Бонифатия правду и доложит обо всем императору Феодосию.
И тогда она приняла решение, о котором жалела до сих пор. Попросила
Аэция – единственного человека, знавшего обо всех её замыслах и
принимавшего в них самое деятельное участие, предупредить
Бонифатия, чтобы под страхом смерти не показывался в Равенне, даже
если получит приглашение, подписанное её рукой. Действуя через
Аэция, она надеялась отвести от себя подозрения, но результат, к её
ужасу, получился совершенно обратный.