Внутри дом выглядел немногим лучше, чем снаружи. Затхлый запах брошенного жилья бил в нос. Засохшие комнатные пальмы в больших вазонах казались скелетами доисторических чудовищ. На полу миниатюрной гостиной глянцево бликовали следы давно пролитого чая или сока и хрустели крошки. Наши шаги тревожили, заставляя вспархивать, пёрышки, клочки пыли, обрывки бумаг. Кванк, поймав мой оценивающий взгляд, принялся оправдываться, мол, после смерти Томы совсем потерялся, и если бы не Вэллары, так бы и не выбрался из депрессии. По его словам, беготня по инстанциям основательно взбодрила, а после посещения академии, он вообще почувствовал себя возрождённым.
— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — задумчиво проговорила я и встряхнулась: — Ничего, что я без предупреждения?
— Почему ж без предупреждения? — Кванк переминался с ноги на ногу и стискивал пальцы до хруста в суставах. — Турьяна говорила, что тебе нужна моя библиотека.
— Она была здесь? — удивилась я.
— Нет. По магофону пообщались. Правда, я не думал, что ты сегодня приедешь.
По магофону? Ну, да, что-то такое должно существовать в этом мире.
От предложенного чая отказываться не стала, уж очень дядюшка суетился — хотел угодить.
— Только мне бы…
— Понимаю-понимаю, — улыбался Кванк, указывая на узкую лестницу, — тебе в каморку принесу. Там всё как было, книги твои на столе, да и почище. Уж больно нарядная ты, замараешься здесь-то. Помнишь где каморка?
Я помнила. Едва старые ступени заскрипели, в мозгу нашлась картинка: узкое помещение с дощатыми стенами, заваленный книгами стол, табурет, раскладушка. Милаина частенько оставалась у тёти Томы с ночёвкой.
На втором этаже нашлось только две двери: большая, потрескавшаяся — в библиотеку — и узкая в «мою» читальню. Хозяин поднатужится и налёг на библиотечную дверь, та с жутким скрежетом отворилась. Я не сумела сдержать разочарованного возгласа:
— Как же это, дядя Кванк?
— Видишь, беда какая? Упавшим тополем крышу повредило. Буря была, ливень. Весь угол залило. Большинство книг пострадало.
В дальнем верхнем углу чёрнело похожее на раздавленного осьминога пятно, разводы-щупальца тянулись в стороны, обнимая перекошенные шкафы с обрушившимися полками. Там всё ещё теснились разбухшие, покорёженные книги.
— Йо-о моё-о, — я качала головой, не в силах отвести взгляд от апокалипсического зрелища.