Но в один из вечеров никакие посулы не смогли уговорить Гнеду
идти, да и Пчёлка, по правде сказать, сама притомилась. Твердята
задумала устроить бучение, и целый день названные сёстры орудовали
ухватом, тягая с печи тяжёлые корчаги с бельём, замоченным с золой,
а после на реке стирали, валяя и колотя пральниками холстины,
рубахи и порты всей семьи. Намаявшись за день, подруги едва нашли
силы забраться в сенник. Но, как иной раз бывает, с сильного
устатку сон вопреки ожиданиям не шёл, и Пчёлка завела свой
излюбленный разговор.
– Неужто не осталось у тебя дружка милого в Перебродах? Вот
не поверю!
Гнеда завела глаза и перевернулась на спину. Ну вот, сызнова
начинается. Пчёлка пытала подругу едва ли не каждый день. Какие там
дружки? Гнеда мысленно усмехнулась. Парни, гонявшие её девчонкой за
околицу, выросли и иной раз и впрямь взглядывали так, отчего
делалось неловко. Но ни с одним Гнеда не гуляла тёплыми летними
ночами у реки, не задерживалась за столбушкой на зимних посиделках.
Ни с кем не сблизилась. Наверное, в душе никогда не проходила
старая обида. Не могла простить им своего страха и унижения. Да и
потом, Гнеда никогда не обманывалась на свой счёт. Кто позарится на
подкидыша, у которого ни семьи, ни дома? Вежа, где они с Домомыслом
жили, принадлежала общине. Она стояла в Перебродах с незапамятных
времён, и строителей её не помнили и деды. Говаривали, что
возведена она была во времена Первых Князей, чтобы в ней могли
укрываться жители при набегах свирепых воинов с севера. И лестница
была закручена посолонь, чтобы вражеским ратникам было не с руки
биться мечом.
Со смертью опекуна, бывшим хранителем Вежи, положение Гнеды
стало совсем зыбким. Она жила теперь там лишь по милости деревни, а
иные уже подавали голоса о том, что девчонке пора выметаться.
Благодаря воспитанию Домомысла Гнеда не взращивала напрасных
чаяний. Такая, как она, становится первой добычей обидчиков, а
обидеть девушку нетрудно, особенно когда у неё нет ни отца, ни
брата-заступника. Гнеда сызмальства знала, что должна строго блюсти
себя и не давать и малого повода для пересудов. Напраслина что
уголь, не обожжёт, да замарает. Потому девушка и не шла жить к
Кузнецу, который звал её не единожды. Он был ей другом, почти
отцом, но что бы начали молоть о них перебродские языки, догадаться
было не сложно.