Его вид был одновременно привлекательный и отталкивающий.
Незнакомец был красив какой-то неприступной, страшной красотой.
Возможно, дело было в выражении лица человека – высокомерном,
настороженном и жёстком. Глаза, глубоко посаженные и пронзительные,
холодно и обманчиво безучастно пробежались по двору. В какой-то миг
Гнеде показалось, что чужак посмотрел прямо на неё, и она
зажмурилась, до боли втиснувшись в стену. Но он одним рывком
оседлал коня и, прямой как скала, ещё раз огляделся. Второй
всадник, не оборачиваясь, подошёл к своему скакуну и, грубо сунув
что-то в перемётную сумку, не менее ловко вскочил в седло.
Чужеземец бросил спутнику пару глухих слов на незнакомом языке.
Первый ничего не ответил и развернул коня, но в это мгновение его
жеребец задрал голову и коротко заржал.
Гнеда вздрогнула и, закрыв глаза, медленно сползла ещё ниже по
стене в густые заросли бересклета.
Лошадь приблизилась беззвучно. Грузные копыта мягко вдавились в
землю так близко, что тёплый воздух из ноздрей почти коснулся лица
Гнеды.
Всадник остановился прямо напротив её жалкого убежища, и девушке
показалось, что кусты, укрывавшие её, сейчас вспыхнут под его
взглядом. И в миг, когда Гнеда была готова, поддавшись страху,
выскочить с криком безумия, она неожиданно ощутила новую,
неизвестно откуда взявшуюся силу встретить любой исход лицом к
лицу. Девушка открыла глаза, и взгляд её упёрся в то, что привлекло
внимание страшного гостя. На дорожке лежал обронённый Гнедой венок.
Нежные цветы всё ещё хранили капли луговой росы.
В то же мгновение перед глазами девушки что-то мелькнуло –
конник наклонился за венком, поддев его ножнами. Поднеся цветы к
лицу, он втянул носом воздух и отрывисто сказал что-то своему
спутнику. Оба тотчас пришпорили коней и растворились в листве.
Трудно сказать, сколько Гнеда ещё просидела неподвижно, не в
состоянии пошевелиться. Наконец, она медленно поднялась, опираясь о
стену и пытаясь совладать с мелкой дрожью, пробиравшей её руки и
ноги. Тяжело переступая, она вышла на тропинку. Нигде не было видно
ни следа ни от тяжёлых копыт, ни от громоздких сапог конников. Лишь
на тропинке одиноко лежал растрепавшийся венок, а ветер перебирал в
нём почерневшие и пожухшие, словно опалённые огнём, мёртвые
цветы.
Гнеде было страшно. Эти люди не могли прийти с добром. Она вновь
вспоминала дверь, оставленную незнакомцами нараспашку, и сердце
сжималось оттого, как легко и безнаказанно чужаки попрали хозяйскую
честь, своевольно распоряжаясь в её жилище. Какие ещё законы им
ничего не стоит преступить?