Ханна шарахнулась, но стражник ловко схватил её за плечо, прижал
к себе, быстро прошёлся руками вдоль тела, обыскивая на предмет
ножа, а заодно и тиская крепкую молодую грудь.
– Хороша! – усмехнулся он, и глаза его заблестели, а дыхание
стало чаще. – Я принесу тебе сыра и хлеба. Хочешь, а, девка?
Он обхватил Ханну за талию, наклонился к её лицу, но она
вывернулась с криком:
– Пошёл прочь! И в тюрьме нет покоя от кобелей!
– Ну, смотри, сучка, – беззлобно рассмеялся стражник. – Как бы
потом не пришлось лизать за кусок сухаря. Я ведь могу и забыть
поставить тебя на довольствие, а? Ты посиди, подумай. Я отдежурю и
приду к тебе опосля.
Ханна не успела отшатнуться.
Стражник схватил её, сорвал с плеча суму, сдёрнул с пояса
кошель. Вытряхнул медь и зеркальце прямо на грязный пол.Туда же
посыпалось содержимое сумы – последняя половинка лепёшки, бурдюк с
водой, чистая рубаха, кусок ткани, швейные принадлежности, хлебный
нож.
Стражник собрал монеты, поднял зеркальце, выглядевшее грязным и
мутным, повертел в руках, и сердце Ханны заколотилось так, словно
она – воробей в кулаке бога.
Но стражник не позарился на старьё, швырнул зеркальце на пол,
забрав только деньги и нож.
– Ну, пошли уже? – поторопил его второй.
Первый растянул толстые красные губы, полагая, что улыбается
Ханне, засопел с сожалением, но повернулся, шагнул, захлопнул дверь
из железных прутьев, запер замок.
И стражники ушли, перешучиваясь.
Факел, висевший на глухой стене в конце коридора, почти догорел,
но светил Ханне больше, чем многим, – её камера была последней.
Она начала собирать своё добро на ощупь, а потом глаза привыкли
к полутьме.
Ханна снарядила суму, надела пустой кошель на пояс, зажала в
кулаке зеркальце и без сил опустилась на землю, не зная, кому
молиться.
Пока месть была далека, ей казалось, что она явится перед
Александэром как демон возмездия. Но вот она в тюрьме, руки дрожат
и пальцы не слушаются.
Как быть, когда мир людей, мало того что покинут богами – его
отринул сам Сатана?
Что может она, маленькая и слабая? Сумеет ли отомстить?
Но как ей жить, если дочь умерла?
Что стало с нею в аду? И в ад ли пошла душа, ведь договор с
Сатаной расторгнут?
Проклятый мир! Он стал совсем никому не нужен, раз даже ад
отринул его! Пустой, беспросветный! Такой же унылый и тёмный, как
эта тюрьма!