Мод всегда любила море. И если Портофино не излечило ее от тоски по
несостоявшемуся счастью с Джереми, то Корнуолл был очень близок к этому.
Удивительно, что делали с ее настроением солнце и море. Апатия, в которой Мод
пребывала с того самого злосчастного дня, когда Джереми сбежал прямо из-под
венца, в одночасье испарилась.
Соскочив с валуна, Мод тряхнула волосами, зажмурилась, вдохнув морской
воздух, и пошла в сторону возвышавшегося на холме дома. Она бросила взгляд на
окна, и ей показалось, что в одном из них, на втором этаже, она увидела
какую-то фигуру, наблюдающую за ней. Странно. Ведь это окно восточного крыла, а
как сказал Артур, оно давным-давно закрыто, и даже слугам там не велено
наводить порядок.
Мод решила, что пришла пора как следует осмотреть дом, и начать она хотела
с той самой темной комнаты, которая так напугала ее в то утро, когда Мод
перепутала двери и оказалась запертой внутри.
***
— Право, миледи, вряд ли вы найдете здесь что-нибудь примечательное, —
говорил мистер Грейвз, пока один из рабочих возился с замком. Дверь сегодня ни
в какую не хотела открываться.
— Если это — малая гостиная, то почему она все эти годы была закрыта? —
удивлялась Мод.
— Не могу вам точно сказать, миледи. Знаю только, что все комнаты на этой
стороне стоят закрытыми с пятидесятых голов прошлого века.
— Ну, мы это исправим, — пообещала Мод. Мистер Грейвз бросил на нее
скептический взгляд. Он служил у графов Карлайлов с юности, правда, по большей
части обитая в Лондоне и распоряжаясь большим домом в Кенсингтоне. В
Карлайл-Холле же мистер Грейвз бывал наездами, когда того требовал Артур. А вот
теперь, кажется, с появлением этой странной леди Карлайл все грозит измениться
в худшую сторону. Милорд уехал в Лондон, поставив мистера Грейвза перед фактом:
отныне леди Карлайл будет безвыездно жить в Корнуолле, а он, мистер Грейвз,
должен взять на себя управление Карлайл-Холлом вместе с экономкой, миссис
Гудвайз. Для мистера Грейвза подобное «назначение» было сродни опале. Он не
любил ни Корнуолл, ни этот заброшенный дом. И уж тем более никогда не хотел
распоряжаться местной прислугой, этой деревенщиной, которая и по-английски-то
говорила с таким жутким акцентом, что у мистера Гудвайза начинался нервный тик.
Дверь скрипнула и отворилась.