– Молодец, Дашенька, если его немного отредактировать,
будет очень неплохо для твоего возраста. Я подумаю, как это исправить.
Незнакомое слово «отредактировать» меня напугало, обещанные исправления расстроили. Объяснения, что солнышко среднего рода, а не мужского, и оно «кушало», а не «кушал», и ужин бывает вечером, когда солнце уходит, а не приходит, наверное, были правильными, но я всерьёз обиделась. Это мои стихи! Только мои! Почему кто-то считает, что знает лучше меня, как надо? Моё
солнышко было «он», потому что… Не знаю, почему. Просто для меня было так. К счастью, проснулась сестрёнка, мать отвлеклась на её кормление и про своё обещание забыла.
Обида оказалась столь сильной, что не давала заснуть, заставляла крутиться с боку на бок, в конце концов, вытолкала из-под одеяла и отправила на подоконник. Стекло совсем заледенело и долго не оттаивало, а когда тёмная в ночи изморозь всё же обзавелась неровным окошком, за ним открылась сказка.
Там не хозяйничали зима и ночь, там зеленела
листва, нежились в лучах яркого солнца розы, порхали разноцветные бабочки. Одну
я точно видела. А, самое главное, там были Принц и Принцесса, самые настоящие,
самые сказочные. И неважно, что одеты они не в парадный камзол и бальное
платье, что не стоит рядом золочёная карета, не маячит на горизонте высокий
дворец. Отсутствия столь несущественных мелочей я попросту не заметила, заворожённо
смотрела на них. За всю долгую, в целых шесть с половиной лет, жизнь таких
красивых людей мне не встречалось. От них невозможно было оторвать взгляд,
невозможно пошевелиться, чтобы не спугнуть волшебное видение, лишь уткнуться
носом в стекло и, затаив дыхание, любоваться. И ахнуть от восторга и удивления,
увидев настоящее чудо. Хотя, чему тут удивляться? Где ещё жить чудесам, как не
в сказке? Вот и жило... Нет, не так. Вот и жил он там. Я точно знала, что,
вдруг, появившаяся на плече у Принцессы прекрасная птица – он. Все другие птицы
могли быть она или оно, а эта – он, как и солнце… ну… солнышко, который у меня.
Чудо-птиц расправлял крылья, распускал
длинный хвост, поводил гордой головой, никуда не улетал и горел огнём. Весь,
каждое пёрышко. Он сам был огнём. Ничего более великолепного, изумительного,
неповторимого в своей долгой… Ну да, как-то так. Слова «невозможно» я тогда не
знала, и огненная птица невозможной не была. Да и как может быть невозможным
то, что видишь своими глазами?