—
Марьюшка, так сколько у тебя видов магии проявилось?
Девочка на это ничего не ответила, потому что
умудрила задремать. А потому за нее, стараясь говорить тише,
ответила я:
—
Я видела магию воды и огня, магию жизни и магию смерти.
—
Ммм… — заинтересованно протянула маменька. — Дусенька, а тебе
ничего в этом сочетании странным не кажется?
Я
задумалась. В тот день, когда я прошла инициацию, мне сказали, что
одновременное проявление сразу трех магий, как у меня, очень
большая редкость, а четыре появляются лишь у детей монарших
особ.
—
Эээ… не поняла…
—
Вот и я не поняла, — сказала маменька и требовательно уставилась на
папеньку. — У царя сестры не было, чтобы ты ее совратить ухитрился,
так каким таким боком у Марьюшки царская кровь объявилась? —
последнее она уже почти шипела, так как старалась не повышать
голос.
Папенька тяжело вздохнул, виновато потупился
и тихо, но твердо признался:
—
Марья не моя дочь. — Если бы я на тот момент не сидела, то от
такого откровения точно бы начала искать, куда пристроить свои
нижние не 90. У маменьки лицо было таким же ошеломленным, как,
подозреваю, у меня. Потому что папенька, кинув на нас короткий
взгляд, невесело усмехнулся: — Я надеялся, что об этом никто
никогда не узнает, но Марья все же пошла в отца, и скрывать теперь
не имеет смысла.
—
То есть ты вообще не собирался мне ничего и никогда рассказывать? —
на глазах маменьки навернулись слезы обиды. Она выпрямила плечи и
задрала подбородок. — Почему? Неужели я когда-либо давала повод не
доверять мне?
Отец совсем сник, и усталым, но все же
непреклонным тоном произнес:
—
Марью нужно перенести в ее комнату, переодеть и уложить спать. А
там и поговорим. Уж слишком долго рассказывать.
Девочку и правда не мешало уложить в постель,
да и не дело обсуждать столь серьезные вещи вот так, сидя на полу и
при спящем ребенке.
Так и сделали. Марья почти не просыпалась,
пока мы с маменькой ее переодевали и укладывали, потом быстро
переоделись сами, и не прошло и получаса, как собрались у князя в
кабинете. Он сидел за столом с задумчивым видом и вертел в пальцах
какой-то медальон. Когда мы уселись, он заговорил:
—
У меня была сестра… — Он обратился он к жене: — Ты должна ее
помнить. — Мама согласно кивнула. — Маша была последышем в нашей
семье и гораздо младше меня. Очень красивая и добрая девочка, она
стала фрейлиной императрицы. Тогда для правящей четы наступили
сложные времена — один за одним у них погибли два сына, и это
внесло сильный разлад в их отношения. Император с императрицей
очень тяжело переживали утрату, но не вместе… А Маша порхала по
дворцу. На нее хотелось смотреть и жить, не заметить ее было
невозможно. — князь ненадолго замолчал, погружаясь в воспоминания.
— Я те события только сейчас понимать начал, а тогда многого не
замечал и не осознавал, — он тяжело вздохнул. — Уж сколько
поклонников у нее было — не счесть. А она только смеялась и никому
не отдавала предпочтения. Только потом я понял, что в душу ей запал
император. Он тогда совсем другим был, сила из него так и шарашила,
а это всегда привлекает юных наивных дурочек, какой была и
Машенька. Только до нее он с такими юными фрейлинами не связывался.
А тут как переклинило обоих. А я не видел ничего! — играя
желваками, воскликнул он. — Замечал, что то грустила без причины,
то радовалась и всех обнять была готова. Сейчас понимаю, как она
мучилась, что царь ей приглянулся. Ведь и царица с ней по-доброму
обходилась, всегда привечала, вот и мучилась девочка. Я долго не
верил в сплетни, что ходили по дворцу — непохоже это было на нашего
монарха. Только не учел, что он тоже человек и может увлечься.
Любовь у него случилась, последняя… А я, старый дурак, не понял
ничего, только удивлялся счастью, которое от него исходило, ведь с
императрицей-то у них все было совсем худо.