«Да, мой принц», – последовал
немедленный ответ, а за ним, едва слышным отблеском, вопрос: «За
что ты меня так ненавидишь, мой принц?»
Привиделось? Может да, может нет… уже
и не важно. Миранис приказал замку не трогать осколки чаши, чтобы
помнить, и медленно поднялся. Больше не чувствуя опьянения,
приказал харибу подать легкий плащ и позвал дежурившего у дверей
телохранителя.
И сам вздрогнул, увидев походившего
на медведя Кадма. Огромный, мускулистый, с красиво очерченным лицом
и собранными в хвост кудрявыми волосами, прирожденный воин, Кадм
был к тому же крайне умен. И сейчас его ум был так некстати.
– Мой принц? – спросил телохранитель.
– Можешь объяснить, почему Рэми ушел с дежурства? Со мной он
разговаривать отказывается, тебе отказать не может. Что мальчишка
опять натворил?
Как же плохо от этого «не
может»-то! И как плохо от этой уверенности, что это не Миранис,
Рэми что-то натворил. И опять темная пелена, от которой Миранис
покачнулся, а Кадм живо подставил ему руку:
– Тебе плохо, позвать Тисмена?
– Слишком много вина…
– Тогда почему выходишь?
– Тошно тут сидеть…
– Объясни, что происходит?
– Объясню, – ответил Миранис. –
Завтра.
– Хорошо, – сразу сдался Кадм, –
пусть будет завтра. Могу я узнать, куда мы идем этой ночью?
– В храм Радона. Я должен… поговорить
со своим небесным отцом…
Покаяться… наверное.
– Пьяный?
– И?
Кадм молча склонился в поклоне.
Принял от своего хариба плащ, скрыл лицо под тенью капюшона, и
открыв переход, прошептал:
– Я пойду первым, мой принц.
По другую сторону спал в ночной
прохладе город. Рассыпалось по темному небу серебро звезд, вылезал
из-за крыш тонкий месяц. Громоздкое, приземистое здание храма
давило темным силуэтом, поблескивал в свете фонарей камень на
широких ступенях, ведущих к всегда открытому главному ходу. А там,
за спиной, журчала меж камней, спешила куда-то шустрая речка. И
тошно так, что хоть ты иди и утопись, честное слово!
Миранис медленно вошел по ступеням,
принял от телохранителя невесть откуда взявшийся (небось дух замка
постарался) букет синих роз, и вошел в главный зал.
Он был обманчиво пуст: лишь где-то у
стен мелькнули молчаливые тени жрецов, хранящих покой небесного
отца. Огромная, в пять человеческих ростов, статуя сидящего на
троне Радона казалась живой в отблесках лампад, и как же сильно
пахло курениями… Миранис вздохнул едва слышно и положил цветы у ног
своего покровителя…