- Хочу попробовать морские пейзажи. Воистину романтично.
- Вернётесь в Англию?
- Увы, там слишком мрачно.
- Тогда Италия. Или другие союзные Рейху страны – Румыния,
Болгария?
Англичанка морщит носик. Да, она слышала эти названия, но с
трудом представляет – где они и имеют ли выход к морю.
- Болгария… Наверно. Мне рекомендовали.
Значит, дядюшкин источник не соврал.
- Когда же?
- Через месяц, не ранее. В середине марта побережье вряд ли
живописно.
Я поддерживаю разговор о живописи, целую руку на прощанье по
моде девятнадцатого века, в наше время преобладает лёгкое
рукопожатие. Совсем не грущу, что «случайная» романтическая встреча
отложена. Надо мной висит проблема важнее – никак не могу связаться
с Демисом. Центр упорно молчит.
- А вы были в Болгарии?
- Не знаю, мисс. Моя служба настолько засекречена, что я не в
праве даже с самим собой обсуждать, где пришлось побывать и что
увидеть.
Она очаровательно смеётся. Жаль, что факт очаровательности
отмечаю машинально. Её чары не затрагивают больше никаких струн в
душе. Даже не возбуждают желания взнуздать и оседлать.
Глава 21. Слуцкий
Глава ИНО остался единственным начальником отдела в ГБ,
заставшим времена Ягоды. Чистка пошла по второму кругу, исчезали
сотрудники, переведённые в центральный аппарат НКВД при Ежове.
Неприятные слухи поползли и о самом наркоме.
Он, чувствуя удавку на шее, пытался наносить упреждающие удары,
стирал в порошок чекистов, способных свидетельствовать против него.
Новые аресты напоминали сведение счётов. Слуцкий, никогда не бывший
в фаворе руководства, ожидал худшего со дня на день. Последние
контакты с наиболее ценными агентами начальник Иностранного отдела
передал в СГОН «дяди Яши», отнюдь не только из-за заботы об этих
людях: если кого-то из нелегалов выдернут в СССР и выбьют признание
в работе на врага, агент может запросто указать на начальника ИНО
как организатора «контрреволюционной деятельности».
От ожидания катастрофы Слуцкий едва не сходил с ума. Каждый раз,
когда к нему одновременно приближались двое или трое оперов,
внутренне сжимался в предчувствии роковых слов: «сдайте оружие и
пройдёмте с нами». Здание наркомата на площади Дзержинского,
знаменитая Лубянка, превратилось в западню, принимавшую будущую
жертву в свои объятия по утрам и неохотно отпускавшую поздно
вечером.