Жизнь напоминает перекур на пороховой бочке: что-то непременно
взорвётся или у меня, или в окружающем мире, но тоже с печальными
последствиями для свежеиспечённого оберштурмфюрера.
Но не всё плохо. По крайней мере, несколько месяцев никого не
приходится ликвидировать. Конечно, после первого убийства легче, от
новой мокрухи не выворачивает наизнанку. Сломан внутренний запрет,
библейская заповедь «не убий». Только любому нормальному человеку
душегубство не доставляет радости. Даже после
разведывательно-диверсионной школы Абвера, где меня готовили именно
к этому.
На редкость удачным выпало знакомство с маркизом Колдхэмом и его
племянницей. Молодая леди слишком уверена в себе, из тех, что
вызывает в мужчине нездоровое желание доказать – я могу тебя
покорить, взнуздать и оседлать. Задание втереться в близкий круг к
англичанам могло быть приятным, если бы не Лени. Иногда встречаются
женщины, похожие на поток вулканической лавы порерёк пути. Куда бы
не шёл, куда бы не звал долг или суровые окрики двух начальств,
тебя увлекает раскалённая река. Знаешь же, что запросто
расплавишься, растечёшься безвольной лужей, но не можешь с собой
совладать. И не хочешь.
Первая искра мелькнула меж нами в первую встречу, на приёме в
Министерстве авиации в январе тридцать восьмого, когда только
вернулся из Минска. Почудилось? Нет! В мюнхенской картинной галерее
она признала меня немедленно и заговорила как со старым знакомым. В
присутствии англичанки это было неловко, я только закинул крючок и
почувствовал первую поклёвку. Сразу подсекать, демонстрируя
внимание к другой, несравненно более яркой женщине, было
опрометчиво… Но я отбросил задание побоку.
Шторм! Ураган! Она ворвалась в мою квартиру, невероятно
женственная, соблазнительная, и плевать на мужской покрой костюма с
широкими мешковатыми брюками. Впрочем, в одежде Лени оставалась
совсем не долго.
У меня никогда не было близости с женщиной старше. Тем более с
такой, несдержанной во всём, чем она занималась.
Спина у меня в синяках и ссадинах. Шея в укусах. Внизу живота
редкая опустошённость, но с необычайной торопливостью усталая часть
организма заявляет о готовности к новому испытанию, и оно не
заставляет себя ждать.
Пир во время чумы! Ежедневная опасность провала, гибель моей
семьи из-за рвения НКВД, неопределённость будущего, ужас ожидания
новых нацистских заданий – всё это вдруг уходит куда-то вдаль, не
исчезает, но на некоторое время теряет значение. Мы много ласкаем
друг друга и много говорим. Особенно разливается она. И я узнаю,
что Лени любит меня только телесно. Душой, мыслями, мечтами она
полностью отдана… фюреру!