Но что было? В придворных играх
Эстефания не то что была не сильна, она в них вовсе не разбиралась.
Из тех разрозненных кусков, что мне удавалось вытащить из памяти,
ничего связного не собиралось. Обидно умереть вот так, даже
непонятно за что. Зато выяснилось, что Эстефания действительно не
была злодейкой и я, помогая ей избежать наказания, не иду против
совести. Возможно, её жизнь в моём теле сложится удачней. Во всяком
случае, к королю она вряд ли попадёт.
Мы выехали на центральную площадь, на
которой сиял свежими досками помост. На таких будет видна каждая
капля крови, и простолюдины убедятся, что никакая она не голубая у
благородных сословий. Впрочем, в этом мире особенностью
аристократов была не голубая кровь, а сияние — одно из проявлений
магии, но доступное почему-то только старым родам. Что ж, сиять мне
осталось недолго, зато это будет ярко.
Повозка остановилась, и мою клетку
открыли, предлагая выйти наружу. Я медлить не стала, выскочила
сразу, даже чуть придерживая себя, чтобы не уронить герцогский
престиж излишней торопливостью. Страха не было. Возможно, потому,
что происходящее продолжало казаться ненастоящим, вывертом моего
сознания, пожелавшего уйти от реальности. А может, потому, что
убежать отсюда не получилось бы: помост подпирала толпа жаждущих
интересного зрелища.
По ступеням я поднималась с улыбкой,
высоко подняв голову. Розу я продолжала крутить в руках, она ничуть
не увяла и продолжала радовать и видом, и ароматом.
Палач уже стоял на помосте, держа
или, скорее, держась за огромнейший топор, на лезвии которого
играли солнечные блики. Топор был острым, а руки бугрились мышцами.
Эстефания была права: умру быстро. Но это почему-то больше не
радовало.
Меня подвели к плахе. Лица людей
перед глазами смазывались в одно пятно. В желудке предательски
забурчало. А ещё я поняла, что хочу одновременно пить и в туалет.
Но это от страха. Скоро я уже ничего хотеть не буду. Наверное, мой
ангел-хранитель отвернулся от меня насовсем, а с ним ушла и моя
удачливость.
Вместо них по ступеням поднимался
толстенький улыбчивый священник. Точно, меня же должны
напутствовать в жизнь вечную на глазах у публики. Представление
пройдёт по всем правилам.
— Добрый день, дочь моя, —
приветствовал меня священник.
Подъём дался ему нелегко, и голос
разрывался тяжёлым дыханием, но священник торопился разделаться со
своими обязанностями и не дал себе ни минуты отдыха.