— Разве может быть хорошим день,
когда собираются казнить невиновного человека? — спросила я. — И вы
этому потворствуете, святой отец.
— Не упорствуй в отрицании, дочь моя.
— Он поморщился. — Иначе привезут артефакт Истины и твоя смерть
будет не такой лёгкой, как от руки достопочтенного королевского
палача.
Память услужливо подсказала, что
артефакт Истины определяет степень виновности и наказывает в
зависимости от неё. Смерть, которую он приносит обманувшим, не
только очень мучительна, но агония продолжается долго, иногда
несколько дней. Понятно, почему Эстефания выбрала плаху: как ни
крути, она подлила королю смертельное зелье. Но я-то ничего не
подливала, а значит, невиновна и проверку пройду. Ангел-хранитель
наконец-то вспомнил обо мне и выдал подсказку.
— Я требую проверки на артефакте
Истины, святой отец, — сказала я громко, ещё усилив голос магией, и
засияла, заставив священника зажмуриться. Но иначе к моим словам не
отнеслись бы серьёзно. А так я — в своём праве. Праве
Сиятельной.
Толпа загудела, обсуждая свалившееся
на неё дополнительное представление. Священник же сделал такую
несчастную физиономию, словно я обидела не только его, но и всю
церковь в его лице. Дыхание его уже успокоилось, и голос стал
мягко-обволакивающим, каким он мог быть с самого начала, если бы
его владелец не был столь тучен и тороплив.
— Не надо было во всеуслышание
заявлять, тогда можно было бы изменить решение. А теперь… Теперь ты
сделала свой выбор, дочь моя, — сказал священник. — И уйдёшь без
церковного благословения. Но я помолюсь за тебя, дитя неразумное,
чтобы смерть твоя была недолгой. Я не оставлю тебя один на один с
мучениями.
Но вид у него был такой, словно
мучиться собирался он, а не я. Да и то сказать, при его комплекции
тяжело стоять на жаре непонятно сколько времени. Так-то коротко
благословил — и ушёл в тенёк, попил чего-нибудь холодненького,
полюбовался на объявленное зрелище.
Артефакт привезли одновременно с
королём. То есть король, конечно, приехал сам, и то, что он
появился на огромном балконе здания Правосудия у меня за спиной,
мне стало понятно по раздавшимся восторженным крикам. Наверное,
нужно было повернуться и приветствовать его подобающим случаю
реверансом. Но вот беда: в памяти не нашлось ни одного реверанса
для плахи, поэтому я поворачиваться не стала, всё равно он меня не
помилует, так зачем проявлять уважение, которого я не чувствую? Он,
можно сказать, собрался под корень вырезать цвет нации в моём лице.
Женщины такого не прощают даже королям.