- ...май о женс... Ты был жен.... хть немного! Хоть
что-то женское - мол... те... я, вспомни, герой!
Смертный скорее почувствовал, чем услышал
обращенные к нему слова. Хватка Лея сделалась совсем жесткой, и
неожиданно это придало сил, выдергивая разум Альваха из небытия
безумия. Роман понял, что от него хотят. Но не был уверен в том,
что способен вспомнить хоть что-то, что могло разбудить в нем ту
малую женственность, которую подарили девять лет женской жизни.
- ... май!
Обездвиженный разрывавшими его дух двумя началами
Альвах сделал слабую попытку подумать о том, что от него требовали.
Для романа, который приучил себя жить только настоящим и не
вспоминать того, что было, это оказалось непросто. Издерганный
болевыми корчами рассудок хватило лишь на картину давнего прошлого,
первой ночи, в которую де-принц Седрик сделал пойманную им в лесу
прекрасную романскую юницу женщиной. Эта ночь навсегда осталась в
сознании Альваха переломом, который отобрал у него право называться
мужчиной. Он не знал, насколько годным была эта часть его бытия, и
отчаянно пытался, но ничего другого более подходящего припомнить не
мог.
Между тем, его рука, которой он пытался дотянуться
до Лии, продолжала натыкаться скрюченными пальцами словно на
невидимую стену. Боль, до того невыносимая, усилилась
многократно.
- Не получается!
В голосе Лея, который вновь становился все более
человеческим, слышалось ожидаемое разочарование. Его хватка начала
слабеть - получив подтверждение своим опасениям, Предвечный не
видел смысла более мучить смертного гостя. Но Лия, которая
по-прежнему пыталась дотянуться до дрожащих пальцев Альваха, еще не
сдалась.
- Лей! Не смей его отпускать! - она обернулась к
роману, который, не в силах удержаться от лютой муки, мотал головой
с зажмуренными глазами. - Герой! То, о чем ты думаешь - не
подходит! Оно напротив, вызывает противление, ненависть и злобу...
Ярость - мужское чувство, Марк! Прошу тебя, вспомни что-то, что
тебе бы понравилось в женском бытие! Что могло бы заставить тебя...
хоть отчасти... примириться... Ведь было же что-то! Хоть
что-нибудь...
Слова Предвечной долетали, словно через вату.
Сознание Альваха вновь начало мутиться. Из последних сил выдернув
себя из небытия, в которое соскальзывал разум, он отогнал видение
перекошенной жестокой похотью морды Седрика Дагеддида. Однако на
смену этому полезли другие - еще омерзительнее и гаже. Альвах
пытался отторгать от себя воспоминания об унижениях, которые
приходилось претерпевать в женской плоти, и которые никогда не
могли случиться с мужчиной, неистовом желании вырваться из самого
себя, насилии, чинимом над его волей и телом, и раз за разом не
находил хоть чего-то, что могло бы послужить в его естестве ключом
к темнице Лии...