Мужик
помочь отказался.
– Не выйдет
ничего у тебя, – так сказал. - Что лес забрал – того не
воротишь.
Но женщина
не успокоилась – вся ее жизнь с этого момента стала направлена на
то, чтобы вернуть дочь.
Кто-то
посоветовал идти по святым местам, по монастырям и храмам.
Говорили, что теперь только молиться остаётся да верить. И она
молилась истово, с яростной надеждой на то, что получит свыше
какой-то знак – что делать, как поступить.
На своём
пути встречала женщина ведуний да знахарей. Но те только руками
разводили – не можем помочь, бесполезно всё.
И вот
довелось ей забрести в одну заброшенную деревню. Там, в домишке,
вросшем по самую крышу в землю, доживала свой век
старуха-отшельница. Была она духовидицей-ведуньей и поначалу тоже
велела женщине оставить все надежды.
– Не
отмолишь, не вернёшь, - сказала. – Забудь и живи дальше. Ты
молодая, крепкая. Ещё родишь.
А женщина,
растеряв все силы, попросилась к старухе передохнуть чуток. За
разговорами, поняла бабка, что не отступится её гостья от своей
цели, поскольку по жизни вели её теперь вина и желание вернуть
дочь.
И тогда
старуха сказала ей:
– Устрою я
тебе встречу с дитём. Увидеть - не увидишь, но сможешь услышать. А
услышишь – выполни всё, о чём просить станет! Только помни - ты не
должна отозваться в ответ! Поняла? Это главное условие! Нарушишь
его – навсегда сгинет твоя девчонка.
Помолчала и
добавила:
- Обряд
страшный, выдержишь?
Женщина на
всё была согласна, лишь бы получить весточку от дочки.
Стали
готовиться. Старуха несколько дней поила её какими-то отварами,
подолгу над головой шептала что-то – неразборчивые ритмичные слова ручейком плавным текли.
Травы поджигала. Окуривала дымом комнату.
Ночью с кем-то разговаривала снаружи, приказав за собой не
подглядывать.
После,
когда настал час, обрезала старуха у гостьи своей длинную косу и
подожгла в печи. А женщину посадила на деревянный чурбак посреди
комнатёнки, велела молчать и слушать. Да не делать ничего, не
двигаться.
- От того,
как ты себя держать станешь, жизнь твоего дитяти зависит! –
повторила в который раз.
После
плеснула что-то из склянки на огонь.
Загудел
огонь, завыло в трубе страшно, люто.
Закричала
старуха прямо в печь имя девочки – громко, настойчиво. Чем сильнее
выло за окнами, тем громче звала старуха.
Печь
раскалилась настолько, что жар нестерпимым сделался. Стены алым
отсвечивали, глаза заслезились. А когда зачадило совсем уж
невыносимо, и женщина почувствовала, что теряет сознание – вдруг
отступил жар. Свежестью дохнуло, наполнил комнату благодатный запах
земли да травы, и голос долетел – еле слышный, будто из дальней
дали: