Насилу освободил я знакомого, он уже
синеть начал. Я потом и дыхание ему делал. И на грудь давил.
Спасал, как мог.
Оклемался он, а вот разумом
помутился. Не пришёл в разумение, одним словом.
Дед обвел нас взглядом и
повторил:
- Такие дела. Самому не верится в
подобное. Но это было! Чем хотите клянусь!
Никто не возражал, мы тихонько сидели
под впечатлением дедовой истории. Лишь Генка спросил:
- Почему он не убежал? Почему
поддался ей? Позволил запутать себя?
- Обморочила она его.
Если, не приведи господь, встретите
кого-то странного, необычного, такую вот деву возле воды или ещё
кого – не смотрите им в глаза, поняли? В землю смотрите и уходите
оттуда поскорее.
Если они ваш взгляд не поймают – ваше
счастье в том и спасение. Под взглядом водянихи цепенеет
человек. Стоит не в силах шевельнуться! Тут-то она и начинает его
опутывать. Словно паучиха! Так-то.
Запомните, спасти вас может игла или
булавка. А ещё какая-нибудь мелочь, монетка, пуговица – то, что
кинуть можно в водяниху. Тогда она отстанет. Сам не знаю
почему. Вот только обмороченный человек вряд ли вспомнит об этом,
не сможет воспользоваться простым советом.
Просто запомните! - повторил дед, -
Но лучше – не ходите к воде во время дождя. Так оно надёжнее
будет.
Бабу Адю – крохотную одинокую старушку - местные за глаза
называли ведьмой. Она не занималась ни ведовством, ни
целительством, нрав имела спокойный, не была замечена в склоках, ни
с кем открыто не враждовала. Прозвище «ведьма» прикипело к бабе Аде
за особенную манеру смотреть на неугодного ей человека не мигая и
что-то беззвучно бормоча. Какие пожелания вылетали из её безгубого,
словно на ниточку присобранного рта, неизвестно. Только влекли они
за собой для несчастной жертвы сплошные неприятности.
Мой приятель Петька-каланча на себе испытал силу бабы Адиного
взгляда.
Раз понесло его в старухин сад за яблоками. Яблочки оказались
маленькие, незрелые и такие кислющие, что сводило в гримасу лицо от
их острого ядреного вкуса. Мы попробовали и есть не смогли, а
Петька как-то незаметно умял все. Был он всеядный, желудок имел
железный. Лопал, что под руку попадётся - и семена паслёна, и дикий
виноград, любил погрызть корни лопуха и много чего всякого,
неудобоваримого.
Полез он туда по дурости - покрасоваться захотелось перед нами,
удалью своей козырнуть. Недостатка во фруктах Петька не испытывал,
у Ванюшиных был большой сад, мы паслись в нём всё лето, сначала на
черешне, после на абрикосе и сливе. Яблоки поспевали к августу, и
больше нигде не доводилось мне пробовать таких сочных и душистых,
словно мёдом напитанных плодов.