Я сперва не
понял, а потом сообразил: это он спрашивает, которые здесь в Христа
веруют. А на нашей галере христиан-то почти не было. Которых вместе
со мной купили, почти все уже померли, а остальные все или турки,
или еще какие нехристи, были даже какие-то, ликом черные, как
черти.
– А с
песьими головами не было ли? – спросил отец Варлаам. Эта история,
слышанная им, должно быть, далеко не впервые, кажется, доставляла
ему удовольствие.
– Нет,
этаких не было, врать не буду, – сказал Фрязин. – Одним словом,
встал я тогда с лавки, перекрестился. Ну, командир тут меня по
плечу хлопнул, крикнул что-то своим – те с меня цепи и сбили. Это у
них обычай такой – кто в Христа верует, тех в рабстве держать
нельзя.
Так
оказался я в Венеции. Денег, естественно, ни гроша. Говорить
по-тамошнему не умею. Пока плыли – несколько слов только ихних
выучил: «здорово», «спаси тебя Бог», «дай пожрать» да «пошел на
хер», вот и вся моя наука.
–Allea iacta est! – вставил отец Варлаам, наставительно подняв вверх
палец, должно быть, чтобы показать, что и он чему-то
учен.
– Да-да,
вот это самое, – кивнул Фрязин. – Ну, а пока назад плыли, уже почти
у венецейских берегов, напала на нас другая галера, опять турецкая.
Завязался опять бой, ну и я думаю: неужто ж опять в рабство, веслом
ворочать до самой смерти? Схватил саблю от убитого турка, да и
бросился в самую гущу. Скольких зарубил – уж не помню, но точно не
одного. В итоге командиру нашему еще одна галера досталась, а меня
он после схватки обнял и говорит, дескать, гляжу, ты в драке лют,
аки вепрь, оставайся в моем отряде, дам тебе плату, какую у меня
опытные воины имеют, и сверх того добавлю на
обмундировку.
Точнее
сказать, я-то половины сказанного им не понял. Вразумил только, что
он службу предлагает – ну, я и согласился. А куда мне еще? До
того-то я хотел на Русь пешком идти, питаясь по дороге Христа ради.
А тут думаю: а ну как никакой Руси теперь и нет вовсе? Тогда ведь
Девлет-Гирей ее дотла разорил, до самой Москвы. А после, сказывают,
собирался и самую Москву взять, и сам стать на Москве царем. Это уж
я много после узнал, что не вышло это у него, разбил его князь
Воротынский.
– И его за
то наградил государь великой милостью, – встрял снова отец Варлаам,
– сварил живого в кипятке.
– Ну, это
их дела, государские, – махнул рукой Фрязин, поморщившись. – Может,
было за что. Главное, что Русь-то никуда не делась, да я про это не
знал ничего. Потому остался в отряде синьора Альбини – это так
моего венецейского командира звали – и стал за него
воевать.