Максим
только головой покачал, слушая все это. Получалось, что веселый
Варлаам – некто вроде Иова многострадального, у которого Господь
все отнял, и семью, и имение, чтобы проверить силу его веры. И
Варлаам, выходит, эту проверку выдержал, не хуже Иова. А, пожалуй,
что и лучше, потому что про Иова нигде в Писании не сказано, чтобы
он еще и веселости не утратил, все время балагурил и тоску ни на
кого не нагонял.
Стал тогда
Максим Стеше про Иова рассказывать, что в Писании читал, да вдруг
видит, что она не слушает, а словно к чему-то прислушивается, что
издалека доносится. Затем пошатнулась она, дернулась, стала оседать
на лавку, закатив глаза.
Тут Максим
понял: это у нее падучая случилась, о которой она ему раньше
говорила. Подскочил он к ней, поддержал голову, чтоб о лавку не
билась, скомкал подстилку лавочную, положил ей навроде подушки. А
Стеша как вцепится в его руку пальцами – чуть не до синяков, и
сквозь зубы проскрежетала каким-то не своим голосом: «Не меня… я
ничего… ты за околицу беги… где ты бегаешь… там
страшное».
Максим
растерялся. В самом ли деле бежать. Может быть, бредит она просто,
как ее одну оставишь? В падучей люди и голову разбить себе могут, и
ножом заколоться. Но смотрит: вроде бы, Стеша уже не так, чтобы
сильно бьется, выскочил из дверей, даже полушубка не накинул,
побежал по снегу на площадку.
А там –
Максима аж в пот бросило – сидит на высокой перегородке Кузька, а
внизу – два упыря. Зубы оскалены, тела почерневшие, почти голые,
лишь у одного на ноге остатки порток зимних позади волочатся.
Подпрыгивают они вверх, пытаются его достать, тянут скрюченные
пальцы. Кузька вопит, отбивается ногами в алых сапожках. Один из
мертвых на глазах у Максима схватил Кузьку за ногу, дернул на себя,
но тот с криком высвободился, оставив в руках у твари сапожок и
дрыгая босой ногой в воздухе. Стенка, раскачанная его возней и
наскоками мертвецов, уже опасно шаталась.
Никогда еще
Максим мертвяков в самом Воскресенском не видел. И что теперь
делать? Выскочил-то он с голыми руками, ни топора не захватил, ни
вил. Огляделся по сторонам – ничего нет, кроме пары камней на
земле, да бревна для ходьбы, к которому Мина доску прибил, чтобы
наверх всходить.
Ударил
Максим по доске ногой со всей силы, стал ее от бревна отламывать.
Затрещала доска, мертвяки от Кузьки отвернулись, выпучили белые
глаза на Максима, да как кинутся со всех ног в его
сторону.