Выломал он
доску, когда первый уж до него почти добежал, шагах в пяти был.
Размахнулся, ударил со всей силы в бок. Доска хрустнула,
переломилась пополам, мертвяк повалился в снег – кажется, у него
сломались ребра. Но его это не остановило: он забился в снегу, стал
подниматься на ноги, оскалил зубы.
А тут вдруг
новый треск раздался, громче прежнего. Максим на секунду повернул
голову – это обрушилась деревянная стенка, расшатанная мертвецами и
Кузькой. Тот упал в снег, кувыркнулся. Второй мертвец бросился за
ним. Максим пустился вдогонку с обломком доски – другого оружия
взять было негде.
Тут помогло
Минино учение – нагнал Максим мертвеца, вдарил обломком доски в
шею, надеясь сломать хребет. Хребет, конечно, не сломал, но
своротил упыря с тропинки в снег, навалился на него сверху, дал
Кузьке отбежать подальше.
Мертвец
стал отчаянно рваться, клацал зубами, норовя впиться Максиму то в
руку, то в шею. Руки его, костлявые, обтянутые обмякшим,
полусгнившим мясом, того и глядя впились бы загнутыми ногтями
Максиму в лицо, если бы он их не сжал своими.
А сзади уже
несся второй, и вдвоем бы они без труда порвали Максима на клочки.
Видя это, Максим упыря оттолкнул, вскочил, бросился бежать со всех
ног, да не в туже сторону, что Кузька, а в огиб села, оба же
вурдалака ринулись за ним.
Тут только,
возле одного из дворов заметил Максим торчащий из земли кол,
оставшийся от упавшего давно плетня. Вырвал его из земли,
размахнулся что было мочи, залепил упырю прямо в шею, да так, что
что-то в ней хрустнуло. Второй с разбега прыгнул на Максима, но тот
успел выставить кол вперед, наподобие копья, ударил мертвяка в
грудину. Ребра его, и без того уже подломленные, хрустнули
сильнее.
Попытался
упырь рвануться назад, словно муха с иголки, но Максим уж не дал –
толкнул его наземь, навалился сверху, вогнал кол поглубже, и до тех
пор вертел им и крутил в зловонном теле, пока не вышиб из него весь
дух, или что уж там у упырей вместо духа.
Тут
заслышал он отчаянный крик – это неслась со всех ног в одной
душегрейке простоволосая Домна Пантелеевна. Схватила она Кузьку,
прижала к себе, стала осматривать его, не покусали ли. Тогда только
до Максима дошло, что все, кажется, хорошо. Тяжело дыша, откинулся
он на спину и стал смотреть в почти потемневшее серое небо. Одна
только мысль в голове ворочалась: отчего же Стеша приближение
Кузькиной погибели почувствовала? Она же говорила, что обычно видит
лишь то, что всей стране горе принесет.