— Ты так добра и заботлива, жена моя, — наконец произнёс
Григораш. — Благодарю за напоминание, что нашей Фице нечего будет
надеть в таком путешествии. Не скажи ты об этом, я б и забыл, а
наша скромница даже не упомянула бы, чтобы не отвлекать меня
женскими глупостями от важных дел. Чем же одарить нашу посланницу,
чтобы не замёрзла в горах?
Он задумчиво постучал указательным пальцем по губам, и герцогиня
Рената выпрямила спину, хотя и так казалась похожей на хорошо
отструганную доску.
— Думаю, те русские соболя, что я привёз тебе прошлой зимой из
Москвы. Они для тебя совсем бесполезны, жёнушка, тебе в них
совершенно негде ходить, а вот Фице пригодятся в таком путешествии.
Позаботься, душа моя, чтобы шуба оказалась в комнатах Фицы уже к
обеду. Хочу убедиться, что мой подарок верному нам человеку
пришёлся впору и не нужно мерить другие.
Ни Рената, ни Фица не посмели ни слова против сказать. Остальные
тоже молчали.
— А ты, душенька, встреть меня в мехах, хочу проверить, как они
на тебе, не утонешь ли в них, — сказал Григораш сидящей рядом с ним
Фице. — И оденься полегче, в таких шубах жарко ходить, даже если
совсем ничего не наденешь, и то тебе в них тепло будет.
Рената хотела удалиться с завтрака первой, Григораш не позволил,
заставил жену сидеть и участвовать в разговоре. Когда что было не
по нему, он вёл себя, будто злой бес или даже демон, вырвавшийся из
преисподней и вселившийся в человека по имени Горе на горе всем
остальным.
Фица не любила, когда он использовал её, чтобы наказать жену, но
как возражать? Кто он, и кто она. Уже давно Григорашу никто из
домочадцев и слова поперёк сказать не пытался, а уж поступать
противно его воле — кликать беду. От непрошеного подарка нельзя
было отказаться, объясниться с Ренатой — тоже нельзя, и Фица делала
то единственное, что ей оставалось — скромно молчала и слушалась
своего господина во всём.
Беседа между супругами длилась, у Ренаты слёзы обиды стояли в
глазах, но Григораш её всё не отпускал. Фица сидела, не двигаясь,
будто статуя, пока большая тяжёлая рука гладила её ноги сквозь слои
тонкого домашнего платья, и румянец горел на её щеках. И это
длилось, длилось и длилось, будто пытка, в которой они с Ренатой
варились в одном на двоих адском котле, а злой демон всё
подбрасывал в разгорающийся огонь слово за словом.