Науку помалкивать Фица давным-давно изучила в совершенстве, как
и не лгать, глядя в глаза. Секрет её искренности заключался в том,
чтобы всегда говорить то, что на сердце. А на сердце класть то, что
потом собираешься говорить.
«Ах как вкусно, мило, сердечно! — повторяла она про себя. —
Правда ведь, Всеблагая сестра?»
— Давно я не встречала таких цельных натур за стенами монастыря,
— похвалила её Брындуша и дала знак, что хочет уже наконец увидеть
письмо, которое и привело собеседницу в эти покои, усадило за
стол.
Фица с поклоном отдала письмо герцога лично в руки той, которой
оно предназначалось.
— Вы знаете, что в нём, дорогая София? — спросила Брындуша,
разглядывая конверт и печать и не спеша вскрыть послание.
— Да, конечно. Герцог прочитал его мне, чтобы если случится
письмо потерять, то я бы смогла повторить его слово в слово. Кроме
того, он передал мне часть послания на словах, не доверяя свои и
чужие тайны даже бумаге.
Брындуша открыла письмо и, расхохотавшись, будто девчонка,
прочитала вслух то, что Фице, да и любому, даже самому забывчивому
человеку, не составило бы труда повторить:
— Верь всему, что скажет тебе Фица Быстрицкая... А вы необычная
женщина, София, раз заслужили доверие Григораша Сташевского.
— Я его женщина, — призналась Фица, ни капли не сомневаясь, что
аббатиса с её талантами читать души людей всё про неё давно
поняла.
И правда, Брындуша её словам не удивилась.
— Что вы для него человек особый, я поняла, как только вас
увидела. Вы преданы ему, это и странно. То, как он обычно
обращается с женщинами, до сих пор превращало всех их в его врагов.
Вы — исключение.
«Возможно, те женщины были настолько знатны, сильны, родовиты,
богаты, что могли позволить себе иметь герцога Сташевского во
врагах».
Глаза Брындуши лукаво сверкнули, будто она услышала то, что Фица
подумала, но о чём вслух говорить не собиралась.
— Так что он просил мне передать на словах? — спросила аббатиса,
отложив раскрытое письмо на заставленный чашками и вазочками с
угощениями столик.
Она откинулась на спинку кресла, удобно расположила белые
ухоженные руки на мягких подлокотниках, обшитых тканью в мелкий
цветочек, и приготовилась слушать. Её нежная улыбка и добрый взгляд
никак не позволили бы заподозрить под столь ангельской внешностью
того дьявола, о котором Фице рассказывал герцог, требуя быть очень
и очень внимательной и осторожной к мыслям, чувствам, словам.